— Я видела сон… — голос Иллы прервался. — Я видела деревце манли… Кажется, оно горело…
— Манли не страшен огонь. У него глубокие корни.
— Горела вся степь…
— Вся степь?
Хирам не ждал ответа.
Они спали так близко, что им мог присниться один сон.
Он просто погладил Иллу, улыбнулся и посмотрел на Ри. Ему нужна была сейчас титана — умеющая заглядывать в будущее, видеть скрытое, общаться с Матерью и с Толкователями на огромных расстояниях. Каждая мышца его, пробудившись, требовала движения.
Невероятные ресницы тиганы, густые и длинные, как миниатюрные опахала, как всегда, привели Иллу в восхищение:
— Ой, ты как бабочка! Зажмурься, Ри! А теперь распахни ресницы! — И вдруг вскрикнула, будто испугавшись. — Я вспомнила, Хирам! Пахло горьким дымом, и Сухая степь вся горела. От горизонта до горизонта. И во сне я была не Илла, я была Маб. Почему, Хирам?
— Маб? — медленно повторил Хирам, как бы пробуя новое имя на вкус. — Не надо бояться, Илла.
— Мне тоже нравится… Маб… — успокаивающе подтвердила Ри. Почти не касаясь кожи, она сильно провела узкой сильной ладошкой по голой спине Иллы, будто снимая с нее невидимую паутину, и Хирам сразу почувствовал, как много нежности и сил они накопили за ночь. Крик биосинта.
Тихая река.
Утро.
II
Запах травы.
Живые деревья, заслоняющие небо.
Мхи, вода, суглинки, пески, кислые, прихотливо сплетающиеся муравьиные тропы.
Мгновение, час, вечность — это не имело никакого значения. Игра бесконечна. Большая игра может длиться всю жизнь. А бывает, и дольше жизни.
Исполинское бумажное дерево.
Протянув руку, Хирам подобрал с земли несколько белых листочков и спрятал их за пояс.
— Ты — Маб, — улыбнулся он Илле. — Хочешь, мы будем называть тебя так?
Он никогда не слышал такого имени, но чувствовал стоящие за ним века. Многие, тяжкие, далекие века. Они стояли в сознании, как отражения гор в озере. Со временем всегда так. Его можно сравнить с рекой или даже с горами, только, в отличие от них, время бесконечно. Может, имя Маб сохранились у демиургов? Может, демиурги делали вылазку в Сухую степь, и кто-то произнес это имя? И оно донеслось до Иллы вместе с запахом растворенной в воздухе гари?
Особенно в Большой Игре.
Мать следит за этим.
Почему я подумал о демиургах?
Наверное, мы слишком приблизились к Городу. Отсюда горечь и запах гари. Отсюда тревожные сны. Мы уже несколько дней не общались с Матерью, даже голоса Толкователей доходят сюда приглушенно. Мир не изменился — течет река, кричит биосинт, раскачивается бумажное дерево, но я подумал о демиургах. Они не входят в Игру, они — часть другого мира, они — совсем другой мир, но я о них почему-то подумал. Нельзя пошевелить цветок, звезду не потревожив. Может, дело в Сером пятне? На мысленной карте оно так и выглядит — серым. На всем его протяжении не просматриваются никакие детали, пространство забито жестким излучением, может, это и порождает тревожные сны?
