Затем из темноты послышался тихий голос:
— Не ты ли был на ежевичной поляне?
Хеддо замер, пораженный. Он совсем не почувствовал приближения незнакомца.
— Ведь это ты, Хеддо? — повторил голос, становясь ближе, все такой же ровный и спокойный. — Что это с тобой?
— Я связан, — ответил Хеддо.
Из темноты к нему протянулись чужие руки с ножом — как будто тьма вдруг обрела и руки, и голос, и нож — и нащупали веревки. То, что стягивало, сжимало отовсюду, вдруг разом отпустило. Хеддо, боясь, все же потянулся — и застыл, караемый болью. Этихо сидел рядом, помалкивал. Затем схватил ноги Хеддо, лежавшие как бесполезные мясные бревна, и начал, рыча, их растирать. А Хеддо плакал и извивался. Наконец Этихо отпустил его и снова притаился в темноте. Хеддо сел, всхлипывая. Каменный истукан угадывался рядом — чернее самой ночи — и, если, приглядеться, различимы белые его глаза.
— Можешь идти? — спросил Этихо. — Попробуй.
— Даже если и могу, не пойду, — ответил Хеддо. — Идти некуда.
Северянин удивился:
— Тебя никто не охраняет. Эти, которые тебя связали, — их здесь нет.
— Они вернутся, — сказал Хеддо. — Мой бог никуда меня не отпустит.
— Расскажи, — попросил Этихо.
— Я тебе уже все сказал, — ответил Хеддо, тоскуя. — Когда я начал служить служителю, истукан выпил каплю моей крови. По запаху моей крови бог отыщет теперь меня где угодно. Он будет идти за мной след в след и в конце концов настигнет и пожрет. Вот и все — уходи.
Этихо поразмыслил над услышанным.
— Мы ели с тобой хлебцы и мягкий сыр на ежевичной поляне, — сказал он наконец. — Мне трудно оставить тебя убийцам.
Хеддо тяжело засопел носом.
— Они жрецы, а не убийцы. Говорю же тебе, от моего бога не скроешься.
Этихо на это ответил:
— А по-моему, стоит попробовать.
И взял Хеддо за руку.
Вместе они сделали шаг, потом еще. Было по-прежнему тихо. Белые глаза божества неподвижно отсвечивали в темноте. Посреди глазного яблока не было нарисовано зрачка, поэтому беглецы не могли определить, следит за ними божество или же дремлет в глубине каменного, пахнущего прогорклым маслом истукана.
Бескрайние леса южного Люсео мягки и теплы, как матушкина перина, — одно удовольствие идти по опавшей хвое, словно по шкуре жесткошерстого зверя, погружать ноги в ворох прошлогодних листьев с их запахом густого темного пива, ступать по пружинящей сетке, сплетенной из трав и корешков над чревом болот. Голод пытался было погнаться за ними, стращая костлявой рожей, особенно по вечерам, но потом отстал. Слишком хорошо и весело им шлось. Всегда вовремя удавалось найти орехи или рыбу. Во вторую половину лета эти розовые слепые рыбы становятся сонными и жирными — их можно ловить голыми руками и есть сырыми.
