— Разумеется, это не вино, — снисходительно фыркнул белолицый во фраке. — Это коньяк.
— Может, эта жидкость и называется коньяк, но она не живая… мертвая… отравлена водой Леты.
— Ну да, — согласилась Прозерпина. — Мы добавляем несколько капель в каждый фужер.
— Зачем?! — закричал Загрей, но никто не повернулся в его сторону.
— Чтобы не будоражило. Неужели не ясно?
— А что делать мне?
— Не знаю, — она повернулась к нему спиной.
Он обошел столы. Подобных яств в этом мире он не видел. Вот плоды, которым Загрей не знал названия. Вот колбасы и сыры. Откуда это все? И зачем? Зачем это есть? Он взял ломоть ветчины, положил в рот. Да, ветчина не здешняя, но опрыскана водой Леты. Горчит. Или Загрею только кажется, что горчит?
— Куда ты? — спросила Прозерпина. Так, будто не догадывалась. Хотя не просто догадывалась — знала.
— Ухожу.
— Нет… — выдохнула она. Голос ее был странный. Будто она разом утратила все — так растение будет шептать, обретя голос, когда серп отсечет его корневище. — Куда ты пойдешь без лица… куда… Сам подумай!
Невольно Загрей глянул на свои ладони. На миг он вообразил себя Танатом и представил, что в руках его серп. А сам он жнец.
— Я столько лет мечтал. — Он все же осмелился сделать шаг. — Здесь туннель. Туннель, о котором все говорят. Ладья Харона — это декорация. Глупая, никому не нужная декорация.
Он стоял перед дверью — перед огромной ржавой дверью, из-за которой доносился немолчный гул голосов. Тихий непрерывный шелест.
Вот он, вход в туннель, по которому сотни и тысячи, миллионы бредут и бредут. По нему уходит Прозерпина в тот мир, по нему возвращается, когда начинает идти снег.
— Нет… — простонала она и обрушилась на пол. Так, будто стержень из нее выдернули. Не просто корневище отсекли, но убрали ствол, за который она цеплялась. Он был древом — такое не сразу перерубишь. Она — лианой.
— Я не могу больше здесь… — Он не договорил, задохнулся от боли и какой-то странной незнакомой слабости.
Он не знал, хватит ли у него силы открыть ржавую дверь, ведущую в неизвестный мир.
— А я… Как я без тебя? Как? — Она скребла ногтями пол. — Как? Ты бросаешь меня здесь! Здесь! Я погибну!
Она приподняла голову. Глаза ее были сухи — лишь губы дрожали. Но этот бесслезный взгляд обездвижил его. В самом деле — как она без него… как… Бедняжка, одна…
— Но ты же сама уходишь туда! Каждый год! Ты уходишь! — он не замечал, что кричит на нее.
— Но не сейчас. Весной… Подожди до весны. Мы уйдем вместе. Вместе. Обещаю. Клянусь.
