— А если они вспомнят? Если другие тоже вспомнят, что тогда? — настаивал ЗАГРЕЙ. Он был уверен, что когда-нибудь все должны все вспомнить.
— Как вспомнят, так и забудут.
— Но они могут вспомнить? Могут или нет?! — не унимался ЗАГРЕЙ.
— Вероятность никогда не равна нулю. У каждого человека есть даже вероятность стать бессмертным. Пусть и ничтожно малая вероятность.
— Стать бессмертным, — повторил ЗАГРЕЙ. Боль, что едва тлела в глубине его существа, вдруг вспыхнула ярко и пронзила грудь раскаленной иглой.
— А ты настоящее вино пробовал? — спросил ЗАГРЕЙ.
— Случалось.
— И на что оно похоже?
— На живую кровь! — Танат схватил свою кружку и выплеснул воду Леты на пол. Посетители встревожились. Шепоток пробежал меж столиков, тревога изобразилась на лицах — тревога искусственная, придуманная, по-настоящему здесь никто не умеет тревожиться. — Эй, всем летской воды! — крикнул Танат хозяину. — Вдруг кто еще не забыл прежнюю жизнь. Вот хоть ты! — Он ткнул пальцем в толстяка, прикорнувшего у стойки. Сразу видно — новичок. Перводневный. На рыхлом желтом лице недоуменное и жалостливое выражение. И пахнет от него лекарствами и табаком — курил, значит, при жизни. Толстяк, пошатываясь, подошел. Выпил он изрядно. Но все равно в глубине его зрачков сохранилась какая-то осмысленная точка. Толстяк что-то помнил. Помнил и пытался это сохранить при себе. Уберечь. Зачем?
— Садись, — указал ему Танат на табурет из кедрового дерева.
Толстяк присел на краешек.
— Кем ты был прежде?
— Винодел, — признался толстяк, хотя еще секунду назад дал себе клятву — молчать. Но от Таната ничего утаить нельзя.
— Он помнит, — вздохнул Танат, наполнил из кувшина свою кружку и подтолкнул толстяку. — Пей.
Толстяк глотнул, а проглотить не смог. Так и сидел с раздутым ртом и с выпученными глазами. Потом вода Леты полилась меж плотно сомкнутых губ на подбородок с сероватой щетиной и на ворот белой рубашки.
— Пей! — закричал Танат и схватил толстяка двумя руками за уши. Тот подчинился и проглотил… Медленно сполз с табурета на пол.
— Он пил настоящее вино, счастливчик! — ЗАГРЕЙ глядел на толстяка, не отрываясь. — А я — никогда. — Он позавидовал толстяку жгучей завистью, куда более жгучей, чем слюна Цербера. — Привези вино, а?
— Как? — ухмыльнулся Танат. — В лодке Харона, что ли? Да, Харон не повезет вино, это точно.
— Как-нибудь исхитрись, — попросил ЗАГРЕЙ. — Одну бутылку. А лучше целый ящик. Чтоб другие тоже попробовали.
— До других-то тебе какое дело?
