Не желая успокаиваться, Ирина настаивала:
— Даже если курьез, хотя это и легкомысленно с твое стороны так говорить, ну и что? Почему мы должны его отдать!? Вызвать милицию! Но ближайший телефон… Давай! — глаза ее загорелись. — Давай вернемся и отнимем! Ты ведь сильный, мы сможем!
Конечно, я довольно силен. Могу без стеснения утверждать, что это так. И, говоря по правде, авантюристское предложение Ирины нашло в моей душе некий энтузиастический (такой формы слова не существует) отклик.
— Это опасное и неоправданно-рискованное приключение. Ты уверена, что хочешь, чтобы я ввязался?
— Мы ввяжемся! — непреклонно тряхнула волосами Ирина. — Я непременно буду рядом с тобой. Обязательно.
Как я мог отказать любимой? Вторично развернув автомобиль, я устремился обратно к полигону, продумывая одновременно план действий и то, когда же мне удастся поговорить с Ириной об изменении характера наших отношений.
Была и третья мысль или точнее чувство, в котором удивление и, признаться, восхищение, с которым Ирина кинулась в омут приключения, смешивались с опаской за нее. Полагаю, что удивление было несколько избыточным: я знал, что Ирине критически (может — катастрофически?) не хватает острых ощущений, и что ей никак не удается унять этот врожденный голод. Уравновешенная и не склонная к бурной экзальтации, она (по ее рассказам) всегда тщилась добавить в жизнь "огня и перца". Но в детстве спорт (фигурное катание и гандбол, поскольку горные лыжи или яхты были недоступны, а в прыжки в воду ее не взяли) оказался не столько приключением и борьбой, сколько утомительной работой, расплачивающейся лишь скупыми дозами эндорфинов, а переломить семейную традицию и стать не инженером, а врачом неотложки или актрисой ей почему-то не удалось.
Одобряю собственное легкомыслие: пустячный повод, чтобы вступить в авантюру, призом за удачный выход из которой будет только полученное нами в процессе удовольствие (в некоторых областях жизни, должен отметить, чтобы избежать необъективности, такая награда — норма). Ведь существование мое пресновато и небольшая встряска только на пользу как мне, так и Ирине, для которой и вовсе подобные передряги внове.
Я вырулил к шлагбауму, ожидаемо не обнаружив возле него ни Леопольда ни охранника. Все же я был не настолько самонадеян, чтобы въезжать через главный вход. Резко свернув, я, не щадя подвески, поехал между невысоких тополей через лесопосадку, укрывавшую полигон от досужих глаз.
