У меня в этом Бровном и дел-то никаких не было. Просто скучно было сидеть на одном месте, вот и мотался, куда путь ляжет. Нестись на паровозе, скакать верхом, встречать лихих людей — что может лучше скрасить ожидание, а?
Машинист был на паровозе один: дело-то секретное. Поэтому он с удовольствием взял в попутчики, курящего на выезде из депо человека с незлым лицом и широкой спиной, меня то есть. И уголь помочь покидать, и поговорить, и махоркой, а то и табаком угоститься. Я даже мог ему показать документы: фиолетовых от расплывшихся чернил мандатов у меня было с десяток. Но когда я предложил машинисту взглянуть на них, он только махнул перемазанной тавотом рукой: кто ж у живого человека документы спрашивает, если он сам человек?
Верст тридцать мы отмахали скоро, а после пришлось замедлиться: рельсы пошли под горку, а так как живого путевого обходчика встретить здесь было сложнее, чем, к примеру, двухголовую корову, оттормаживались мы отчаянно — рельсы-то одной только ржавчиной на перекошенных шпалах держатся.
Я так и не заметил, когда это нас на паровозе стало трое. Откуда на тендере взялся тощий рыжий парень с короткой американской винтовкой? Зато, как к нам прибавился четвертый — помню прекрасно: из-за крохотного куста, где и курице не затаиться, вылетела наметом курносая девица с двумя длинными косами и с двумя саблями, которыми она, как казак перед рубкой лозы, вертела на скаку.
Девка, поравнявшись с паровозом, и даже не перелезая на него, а просто скача рядом, с таким нахальством замелькала клинком перед моим носом, что я собрался было ее пристрелить. Но рыжий клацнул скобой Генри, и стрелять я не стал, только с намеком показал девке наган с взведенным курком. Она захохотала хорошим густым голосом, а рыжий, враскачку подойдя по тендеру ближе, приказал:
— Крути, давай тормоз. Видишь пулемет? Вот не вздумай наехать на него.
Привычный к нынешней жизни машинист пожал плечами и обеими руками закрутил штурвал тормоза, а я с интересом оглянулся в поисках пулемета.
Непростой приказ отдал рыжий! Пулемет, а с ним и пулеметчик лежали на рельсах чуть не в сотне саженей от паровозного скотоотбойника, и расстояние быстро сокращалось. Но машинист не нервничал, пулеметчик был спокоен, а мне-то тогда чего волноваться? В лучшем виде паровоз встал колом сажени за три от дула "Льюиса". Скрипел, выл, чуть не развалился, но встал же!
— Вылазьте, давайте! — поторопил нас с машинистом рыжий. Мы спрыгнули на щебень насыпи, и нас чуть не стоптала своим чалым жеребцом курносая. Рыжий спрыгнул вслед за нами, и, подняв винтовку, оттолкнул меня подальше от паровоза. Мои сапоги заскользили по щебню, подковки брызнули искрами, отчего чалый вздрогнул и заплясал.
