Алина в Стране Чудес | страница 183
Значит, всё это было, было, было! Мой амулет! Я торопливо запускаю руку за пазуху — что-то есть! — вытаскиваю это "что-то" наружу, и…
В моей ладони — горсть света, цветной силуэт в форме бабочки. И эта бабочка тает, тает, тает, распадается на светящиеся точечки и струйки, протекающие между пальцами, как талая вода. Но вода мокрая, от неё остаются влажные следы на коже, а свет — вот он был, а вот его уже и нет. Артефакт из чужого магического мира вместе со своей неразрываемой цепочкой исчез раньше, чем я успела сообразить, что он исчезает…
И тогда я тупо встаю со стула, деревянными шагами бреду обратно к дивану и падаю на него лицом вниз.
Я плачу. Нет, я не плачу — я рыдаю, я захлёбываюсь слезами. Я плачу так, как плачут обиженные дети — в детстве все беды и несчастья кажутся непереносимыми. Но детские горести быстро забываются, а я — я давно уже не ребёнок…
"За что, за что, за что?" — повторяю я сквозь слёзы и понимаю: было за что. Но я всё равно повторяю эти два очень коротких слова — повторяю их снова и снова, давясь слезами. Я помню вкус воздуха Эххленда, помню запах цветов на моей свадьбе, помню белую метель, говорящую голосом Вечности, помню балладу о любви и серые глаза рыцаря по имени Хрум де Ликатес. И вот — ничего этого нет, ни-че-го… Нет этого дивного мира, где умеют творить золото из пустоты, и где люди — то есть эххи — не умеют врать. То есть он где-то есть, этот мир, он реально существует, но мне туда уже не попасть — ни-ког-да… Я могу броситься под поезд, могу спрыгнуть с крыши четырнадцатиэтажного дома — не поможет. А если по какой-нибудь невероятной случайности я и попаду в портал, то вскрытие установит мою смерть от травм, полученных в результате несчастного случая, и никто не узнает, что меня равнодушно убил маг из Гильдии стражей Порталов и отправил моё мёртвое тело назад на Землю — как и положено по инструкции. Эххленд для меня — и не только для меня — закрыт. На-всег-да.
Я потеряла дивный мир, а ведь могла бы сейчас — могла! — быть в нём герцогиней де Ликатес. Так ведь нет, я как та старуха из сказки Александра Сергеевича Пушкина: а подать мне избу со всеми удобствами, потом столбовое дворянство и дальше по списку. Вот и сижу теперь — то есть лежу — у вдребезги разбитого корыта: получила простреленную куртку и пятьсот рэ компенсации за моральный ущерб. Ну что за жизнь гадская…
Отревевшись, я поднялась с дивана и побрела на кухню. В квартире было пусто, тихо и темно: маман в очередной раз где-то устраивала свою личную жизнь (после того, как она вошла в постбальзаковский возраст, это занятие сделалось для неё основным хобби), папочка тоже отсутствовал (причём давно — уже лет этак двадцать). Папочка исчез из моей жизни, когда я ничего ещё толком не соображала, и потому был для меня существом мифическим, то есть виртуальным — я его просто не помнила.