По вечерам, по субботам и воскресеньям, когда нет ничего телевпечатляющего, блаженствую в своем кабинете. По инерции Раечка считает меня ученым и не тревожит в лично мне выделенной большой и светлой комнате. Должно быть, это стандарт до конца жизни. Отличный стандарт.
Читаю, лежа на своей знаменитой суперсофе или утонув в кресле. Или просто думаю и бессмысленно пялюсь в дальний угол. Трудно сказать, о чем думаю. Мозг плавает в океане спокойствия, где нет-нет показываются островки явно вулканического происхождения. Но главный вулкан давно потух, и острова вполне безопасны, а главное — безжизненны.
Что-то было в эпоху до Них. Потом Они. Иногда хотелось бы вспомнить, да вот досада — дневник затерялся. Впрочем, не уверен, был ли он. Наверное, я просто размышлял о всяких событиях, активно размышлял, возможно, кое-что и записывал. У кого-то вычитал, что самую искреннюю книгу писатель создает только мысленно, а потом до конца своих дней считает ее как бы изданной. И только тот по-настоящему поймет писателя, кто эту мысленную книгу сумеет реконструировать. Или Игорь мне это говорил, или сам придумал? Все равно. Реконструировать мой внутренний мир вряд ли кому-то захочется.
Н-да, всплывают голые островки… И только какой-нибудь внезапный порыв ветра подымет над ними пыльный столб, и в колеблющейся спирали на миг сочетаются случайным контуром живые лица, а на самой верхушке блеснет застекленный генератор произвольного времени. Сочетаются лица, чтобы тут же распасться на атомы разбегающихся песчинок.
Но это уже обычный солнечный луч пробивается сквозь полусдвинутые шторы. И уютный Раечкин голос окончательно втягивает меня в параллелепипед реального закниженного пространства.
— Эдик, детки, — весело кричит Рая, — а у нас сегодня огромный пирог.
Пирог. Воскресенье. Покой. Сэ ля ви. И она идет, кто ее остановит?
* * *
Иногда по ночам слышится странный приглушенный скрип. Дверь? Рассыхающийся шкаф? Кровать под медленно засыпающей супругой? Может быть, и так. Но возможно, вполне возможно другое.
С тихим и почти мелодичным скрипом проворачивается колесо нашей судьбы. Смещается настоящее, мы вступаем в иной вариант самого себя. Но плотная повязка на глазах древней богини не позволяет ей выяснить, изменилось ли наше прошлое, изменится ли будущее. И не может она ответить на простой вопрос — кто мы, остались ли сами собой? Она бы рада сорвать надоевшую повязку, все увидеть и раскрыть, наконец-то, раскрыть секрет нашей удачи. Рада бы, но руки заняты — по штатному расписанию им положено поддерживать рог изобилия. А это самая любимая игрушка взрослых людей. Тяжелая игрушка.
