— Недавно я рылся в своих архивах, — сказал Комиссар. — Представь, что у меня есть не только суперлаттиковые записи, но и настоящие старые книги… н-да, самые настоящие, и довольно много. Так вот, один великий поэт прошлого века написал тогда: «Слава богу, мы смертны, не увидим всего». Послушав тебя, я тоже радуюсь своей смертности. Так-то! И хочу добавить, если тебе надоест твоя адская лавочка, Стив, — надумаешь послать к черту все эти эвро и супер, — топай прямо ко мне, в ПСБ, у тебя светлая голова, а остатки дури я из тебя в два счета выколочу…
— Не надо! — перебил его Грегори, изображая испуг. — Не надо ничего выколачивать — ни в два, ни в три счета… У тебя слишком здорово это получается! А кстати, куда ты меня тащишь?
— Тот самый бывший соратник Ясенева должен присутствовать сегодня на одном любопытном сборище. Такую информацию дали мне утром. Теперь Зэт заправляет чем-то важным у неолуддитов… А сборище тебе понравится особенно в плане размышлений о прогрессе. Если только успеем…
Великие замыслы лопаются из-за самой ерундовой мелочи, думал Зэт. Индиканал Ясенева не включается, и точка! И этот щенок мечет злобные взгляды — прямо парой блейзеров по мне полосует… Что делать?
Меня будут втискивать в историю в маске Герострата, словно Эвроцентр настоящий храм, а я хотел сжечь его ради своей славы. Да плевать мне на славу. В этом мире нет подлинного бессмертия, что бы там ни выдумывала эта Анна Ясенева с ее фантакопиями… А раз нет, слава — пустой номер, приманка для таких вот щенков, мечущихся среди воображаемых абсолютов. Слава простенький социальный пряник, которым легче всего принудить к усердию в меру сытых и довольных. Потому что в конечном счете все довольные в меру стремятся к безмерному, например — к славе на все времена. И им с удовольствием дарят эту дурацкую иллюзию.
Как ни глупо, а быть мне в черных героях. Стану кем-то вроде Кэттля из глупейшей детской фантпрограммы, стану этаким штамп-негодяем, легендарным регрессистом, отпугивающим многих, но кое для кого и притягательным. Нет-нет, и всплывут какие-то неолуддиты — хоть с обычной корой, хоть с тремя надкорками, всплывут и вспомнят меня и поклонятся моему портрету.
Эти подлые борцы за прогресс выдвинут первую попавшуюся идею дескать, я рвался к власти, хотел установить диктатуру неолуддитов. И ни за что не сообразят, что и на власть мне наплевать. Но меня обязательно спутают с этими горлопанами-неолуддитами, стремящимися привести всех к своему узколобому знаменателю. А ведь они для меня только временная ширма вот что трудно будет понять грядущим историкам… Никто не разглядит мою сокровенную пружину, не догадается, что я руководствуюсь высочайшими мотивами и ради них рискую угодить в черные герои развлекательных фантпрограмм.
