— Мама! (Она моргнула и открыла глаза.) Мама, что случилось? Поговори со мной, ради бога!
Я коснулась ее руки, потянула за рукав, провела пальцами по ее щеке. Кожа под прохладным слоем пудры была теплая, но глаза бессмысленно глядели в пространство.
— Мама, с тобой все в порядке? Хотя бы кивни. Тебе больно? Ты заболела?
— Бабушка! — В комнату ворвался Алекс. За ним следовала более осторожная Флора. — Счастливого Рождества, бабушка!
Я предупреждающе подняла руку, чтобы они не запрыгивали на нее. Мама выглядела такой хрупкой, вот-вот рассыплется.
— Алекс, принеси стакан воды.
Флора, не обратив на меня внимания, вскарабкалась на худые колени бабушки.
Счастливого Рождества, бабушка. Мне подарили лошадку. И платье, видишь?
Флора колыхнула складки сливового шелка, в это платье она влюбилась еще в ноябре.
Появился Алекс со стаканом воды.
— Спасибо, милый, — поблагодарила я, вглядываясь в мамино лицо. Губы сжаты, брови сдвинуты, лицо — мрачная гримаса. Нет, это не мама.
Бабушка, — чертила в воздухе Флора, — пожелай мне счастливого Рождества.
Она соскользнула с коленей, напуганная странным поведением обычно веселой бабушки. А та будто ничего не заметила. Лишь слегка пошевелилась, когда Флора отступила.
— Что это с бабушкой? — спросил Алекс, уже погрузившись в видеоигру, полученную на Рождество.
— Наверное, устала, — предположила я. — Устала и забыла про праздник. Мама, очнись. — Я взяла ее за руку. Ледяная. — Пойдем на кухню, разведем огонь. Попьем чаю, поболтаем.
Я осторожно потянула ее, и, к моему облегчению, она встала. Колени у нее подрагивали, а изгиб спины повторял очертания кресла, но она встала, демонстрируя понимание и готовность слушаться.
— Ну вот, — заворковала я, — пойдем, согреемся.
Молчание.
Сегодня снова зайдет Дэвид. Попросила я его об этом нерешительно, не настаивая, ему ведь тоже необходим отдых. Но от моих извинений он отмахнулся. Маму Дэвид осматривал накануне вечером и пообещал сделать это еще раз. Он сказал, что хочет меня видеть, и я, конечно, почувствовала себя польщенной.
Алекс вприпрыжку устремляется открывать дверь — в полной уверенности, что это его отец, но я опережаю сына. Сегодня теплее, да и ветер утих. Все на улице выглядит усталым, понурым, жухлым. Стараюсь взять себя в руки.
— Привет, — говорю я, широко распахивая дверь.
За моей спиной топчется Алекс. Он словно не замечает дружелюбного приветствия Дэвида — тот взъерошил ему волосы. Мой сын увертывается от его руки. Дэвид наклоняется и целует меня в щеку.
