И он проходит мимо нас, наискосок, навстречу первому танку смешной длинный худой Бакалавр.
Рев танков, трясенье земли.
Хор в небе:
ПУСТЬ ЯРОСТЬ БЛАГОРОДНАЯ ВСКИПАЕТ, КАК ВОЛНА!
Гедговд идет по краю линейки, едва уступая танку дорогу, — и сбоку, движеньями рук, уговаривают его остановиться.
Танк резко виляет, сбивает Гедговда и, переехав его одной гусеницей, мчится на нас…
ИДЁТ ВОЙНА НАРОДНАЯ
проносится через экран мимо нас…
СВЯЩЕННАЯ ВОЙНА!
Мимо трупа Гедговда несется второй танк, а сбоку сзади из щели высовывается рука.
Крупно.
Это Гай! Из щели бросает бутылку
в прошедший мимо танк, под башню! Разбилась бутылка, но не горит. Уходит танк!
А сзади — третий! Мимо Гая! Теперь Гай весь вылез из щели, стал на колено,
С НИМ РЯДОМ И МЫ У ЗЕМЛИ
и в остервенелом азарте боя бросает вторую, третью бутылку
в уходящий танк! Разлился огонь по броне! Запылал танк, уходя из кадра!
Но — грохот танка с другой стороны! Дрожит земля! Это — сзади следующий! Гай обернулся — поздно!..
Давят Гая у самой щели, и потом грохочут над нами гусеницы!
Около нас — месиво трупа Гая. Голова запрокинулась в нашу сторону — почти уцелевшее лицо с тем же азартом боя.
Музыка карателей и гибнущих!
И еще один танк мимо нас!
И еще один!..
И еще!..
И бегут за танками солдаты-краснопогонники мимо нас, выставив автоматы,
волнами,
волнами… Кто ближе к нам, у тех видим только сапоги.
И дальше все время — рев, лязг, стрельба. Хор:
ДАДИМ ОТПОР ДУШИТЕЛЯМ
БЕЖИМ И МЫ, ОБГОНЯЯ АВТОМАТЧИКОВ,
БОЯСЬ ОПОЗДАТЬ, ОПОЗДАТЬ.
Теперь мы лучше видим их лица, челюсти стиснутые.
ВСЕХ ПЛАМЕННЫХ ИДЕЙ!
Мы обогнали их. Теперь — вслед за танками, между бараками,
И ТУТ ОСТАНОВИЛИСЬ, И ОГЛЯДЫВАЕМ ВОКРУГ, И ОГЛЯДЫВАЕМ ВОКРУГ
бессмысленное, беспорядочное убегание зэков — мужчин и женщин, в черном лагерном.
РАЗБОЙНИКАМ, ГРАБИТЕЛЯМ
Их секут из пулеметов и устилают ими просторный лагерный двор. Падают кучами, по нескольку вместе, друг на друга вперекрест.
МУЧИТЕЛЯМ ЛЮДЕЙ!!!
И отдельно падают.
Вот танк утюжит впритирку к долгой стене барака.
Стальным боком своим он сдирает штукатурку, рвет дранку, сдвигает оконные косяки — и стекла сыпятся из окон, звенят, но никто не высовывается в решетки окон. Там — вагонки с жалкими арестантскими постелями и черная пустота.
Бегут два автоматчика вслед танкам и стреляют то в окна, то просто в стены барака.
Даже не их, а дула их видим перед собой, как будто сами бежим с автоматами.
Опять окно. Сквозь решетку пробивается лицо растрепанной безумной женщины. Она кричит нам:
