— Браво, Гай Юлий Цезарь!
Не так уж часто можно было встретить такую собеседницу. Я проснулся с ясной головой и чистым сердцем. Правда еще существовала. Ее негромкий голос еще пробивался тогда, когда уже нечего было терять.
Мы пошли в столовую, где я усадил ее на место Вити Васильева. Когда мы пошли на берег, я подумал, что она чувствует и настоящее и будущее и потому похожа на вторую норну. Но я удержался. Я не стал рассказывать ей об Асгарде. Заветное мое желание — отдохнуть от него — воплощалось в жизнь. Зачем ей мои рассказы, если она норна? В славянских песнях, особенно в южных, тоже есть норны, им верили, в народе жила о них память, пока этой памяти не отрезали крылья. Но их называли наречницами. Слово почти то же. Ведь асы и ваны родственники по происхождению.
Она показывала мне рукопись, которую она носила в своей сумке. Это рассказ о Крыме, о его природе, о его осени, лесах, долинах, морских лагунах, дельфинах Феодосии, крепости Алустон-Алуште, обо всем невыразимо прекрасном или таинственном. Я впитывал лучи солнца, знал, что в этот день к вечеру моя кожа будет ощущать тепло, идущее изнутри. Это излечивает от хандры, усталости, пессимизма и оптимизма.
Мы поворачивали лежаки, следя за солнцем.
Мы входили в холодную воду, даже плавали по минуте.
Изредка вскрикивали чайки. Что со мной? Отчего я все время помню ту чайку? Оттого, что у нее было перебито крыло. Это несправедливо, что жизнь лишает крыльев птиц и людей.
Мы говорили с ней о том, что административная или приказная демократия является противоположностью демократического администрирования и что отменить администрирование, оставив администрацию, значит превратить ее в банду рецидивистов очень крупного масштаба, не подлежащую, разумеется, никакому контролю. Она приводила примеры, но главным примером была ее жизнь. Кончив факультет журналистики, она, естественно, не могла найти никакой работы в так называемых демократических органах печати, что касается партийной печати, то ее зарплаты младшего редактора хватало бы на то, чтобы покупать в день на выбор только триста граммов меда, или колготки, или двести граммов клюквы в сахарной пудре, или стакан водки. Работать целый день для того, чтобы купить плохие колготки, она не могла, потому что, кроме колготок, нужно еще завтракать, обедать и ужинать или хотя бы только обедать, платить за комнату, покупать мыло, ездить на метро, стоять в очереди за дешевой одеждой. Поэтому у нее оставался один выход — если уж нельзя ничего вообще купить на среднюю зарплату женщины, кроме колготок, то нужно отказаться и от них. Для этого нужно постоянно жить на юге, в Крыму. В ее походной сумке на двух ремнях, которую она носила за плечами, был кусочек мыла, запасная юбка и что-то еще. Здесь, в Крыму, она проводила дни на пляже, ночью укрывалась у подруги.
