– Да не пара она тебе! – рявкнул наконец Дедуля. – Она тебя лет на десять старше, понял?
– Ага, – согласился Малыш. – У девчонки такой пышности быть не может. Ты, Дедуля, у нас до костей охотник. А я – нет.
Хотел было Дедуля возразить что-нибудь этакое, совсем уж рот раскрыл – да передумал и рукой махнул.
– Вот так и расти этих сопляков, – пожаловался он Жилло. – Я его лучше отца-матери кормил-поил, уму-разуму учил. Ремесло в руки дал!
– Другого ремесла для вас не нашлось? – строго спросил Жилло.
– Не нашлось, честно говорю. Ну, представь – двое мальчишек в городе, ни родных, никого, а есть-то каждый день хочется! Сперва сам наладился, потом его учить стал... Ну, ладно уж, Малыш, пошли на твою красотку любоваться. Заодно в тишине о деле поговорим.
– Я думаю, думаю и понять не могу, почему все-таки казнь отменили? Жилло, придерживаясь за рукав Дедули, несся с ним сквозь толпу вслед за Малышом, который один с высоты своего роста и видел вдали Денизу. – Не в пожаре ведь все дело!
– В пожаре! – крикнул ему через плечо Дедуля, поспевая за длинноногим Малышом. – Переполошились старикашки. Опять же, публика разбежалась. Казнь – ее надо красиво проводить, а тут – одно издевательство над палачом! Не под крыльцом же рубить узникам головы, там и секире-то размахнуться негде. А плаха? Кто ее из огня, рискуя здоровьем, вытаскивать станет?
– Стой, Малыш! – крикнул Жилло. – Мы погребок проскочили!
– А она дальше побежала, – сообщил спереди Малыш. – Вон в тот двор!
– Ну так надо вернуться и в погребке ее подождать! – крикнул ему Жилло и тут обнаружил, что с разгону все трое оказались во дворике.
– Куда бы она могла спрятаться? – удивился Дедуля. – Малыш, ты точно за ведьмой гонишься! Не курицей же обернулась!
Дворик был обыкновенный – из тех, которые выходят не в улицы, а в переулки, тут все хозяйство большого дома расположилось. Не только куры и гуси в загородке сидели, и малые дети в песке возились, и белье сохло. А из подвального окна старуха выглянула – такая, что ежели приснится, проснешься заикой.
То есть, из-под накрученного платка лезли жесткие, вроде ежовых игл, седые клочья. Нос торчал – тонкой работы был носик, весь расписной, с розовыми и лиловыми прожилками да пятнами, еще с бородавками на ноздрях. Подбородок выдавался – вполне соответствующий носу, с редкой седой щетиной. Но голос у старухи оказался звонкий и даже неожиданно приятный.
– Ко мне, что ли, пожаловали? – спросила она из окошка. – Так лестница за углом под крыльцом. Заходите, молодцы! Быстро же вы меня нашли!
