Ах, какими же всесильными были у нас всегда эти книжечки! Были и остаются. И на этих малолетних янычаров тоже подействовали не волшебные чары Селены, а ее желтая книжечка. Аусвайс.
Они уже не держали Виктора. А бедуин вновь спокойно прислонился к окну.
— Этот тоже с вами? — как бы не совсем всерьез поинтересовался старший в группе.
— Да, — решительно ответила Селена. — Мы его сопровождаем.
— Тогда и сидите рядом, — буркнул старший из младших.
— А уж это, ребята, я сделаю так, как сочту нужным. Договорились?
Старший понимающе улыбнулся и скомандовал своей банде на выход. Они едва успели выскочить, когда двери с шипением закрылись и старый раздолбанный состав, скрипя и пошатываясь, тронулся вон из города.
— Что ты им показала? — спросил Виктор спустя минут пять, когда дар речи наконец вернулся к нему. — Удостоверение дочери губернатора?
— Нет. — Она не приняла шутки. — Я — член Президиума Совета ветеранов Последней войны.
— Так ты что же, воевала?
Слова вырвались непроизвольно, и Виктор сразу почувствовал искусственность этого почти риторического вопроса.
— Да, — ответила Селена.
И они еще минут пять молчали.
Боже, думал Виктор, что же происходит в этом безумном мире? Дети воюют, взрослые пьют и развлекаются, солдаты охраняют город в мирное время, полиция не замечает происходящего вокруг, а тайная полиция, одевшись в форму, выходит на улицы с откровенностью паяцев и музыкантов. Очевидно, мир сошел с ума.
— Сколько тебе лет? — спросил Виктор.
— Двадцать, — сказала она, но он был не уверен, что услышал правду.
— Мы действительно сопровождаем этого бедуина?
— Нет.
— Тогда почему ты вступилась за него?
— Я думала, тебе это будет приятно. Ничего, что я так сразу перешла на «ты»?
— Нормально.
— Просто, когда говоришь «вы», возникает какая-то дурацкая дистанция, словно общаешься с командиром части. А я всем, вплоть до комбатов, привыкла говорить «ты».
— Тогда со мной можешь чувствовать себя спокойно, — сказал Виктор. — Я был всего лишь командиром отделения.
Через десять минут они сошли на пустую полурассыпавшуюся платформу и, дойдя до разрыва в покосившемся ржавом заборчике возле единственной на весь полустанок запыленной надписи «ПЕРЕПЕЛКИН ЛЕС», свернули по деревянным сходням в колючие придорожные заросли боярышника. За ними начиналась знаменитая, некогда красивая и тенистая дубовая роща.
Теперь деревья уже не справлялись с затянувшейся засухой. Подлесок практически вымер, трава стала бледно-желтой и мертвой, какой она бывала раньше разве что в ноябре да в середине марта. Нижние ветки даже у самых могучих дубов, вязов и елей постепенно отсыхали и падали. Странно было вспомнить, что когда-то в лес ходили за грибами и ягодами. В этот лес можно было ходить только за дровами. А кое-где дрова начинали гореть, не дожидаясь перемещения в печку. Черные пятна выжженной пожарищами земли попадались по пути несколько раз. Впрочем, по размеру пятен было видно, что на тушение лесных пожаров в эти места выезжают оперативно. Ближайшие пригороды вроде поселка Перепелкин Лес входили в так называемую санитарную зону вокруг губернского центра, но дело было, конечно, не в этом, а в расположенных здесь дачах, точнее сказать виллах ответственных работников, в том числе и из столицы.
