Юная нимфа испугалась, хотела отшатнуться, но Хелон снова обернулся и произнес тем же размеренным голосом:
— Здесь опасное место: море кишит чудовищами. Они могут утащить тебя на дно, если ты попробуешь с меня соскочить.
И он поплыл так быстро, что вода зашипела вокруг его мощного тела… При свете луны, начиная от груди его, вдоль по бокам слабо блестела молочная пена…
«Неужели и он желает меня увезти и насильно ласкать?» — думала тем временем Напэ.
Тяжелая грусть наполнила сердце наяды. Она вспомнила, как шептались при отъезде ее тетка и мать, и поняла, что звать на помощь бесполезно, что Хелон похищает ее не без согласия родственников.
И как бы в ответ на ее тайные мысли, кентавр вновь обратил к ней лицо и медленно, важно, торжественным тоном произнес:
— Ты будешь моей женой!..
Взошла луна и озарила мраморно-белое тела юной красавицы, с безнадежно грустным лицом сидящей на темном, бешено плывущем кентавре. Тот время от времени поворачивал свое лицо и, любуясь наядой, облизывал свои оттопыренные губы. Бесцветные глаза сияли довольством.
* * *
Напэ уже третью ночь не приходила на свидание. Луна давно показалась над лесом, и черные тени тянулись от кипарисов и скал.
Аглавра долго сидела, словно приросшая к камню. В руках у нее была большая темная, серебром отделанная флейта. Сатиресса редко на ней играла и не любила показывать днем. Нимфы шепотом передавали друг другу, что флейту эту подарил Аглавре бог Пан, приходившийся ей тайным отцом. При взгляде на этот предмет трудно было подумать, чтобы над ним работали смертные руки: так чисто и ловко пригнаны были все украшения…
Вдали, в горах, ревели олени. Внизу, в реке, несколько раз слышался шум. Аглавра с нетерпением поворачивалась в ту сторону, но это или плескалась рыба, или куница старалась поймать сонных утят…
Сатиресса наконец встала и, опустив голову, тихо направилась в горы. По узкой тропинке взобралась она высоко-высоко и села на свое любимое место на серой скале, вся облитая лунным сиянием. Там сидела она, белая и неподвижная, как статуи богинь в далекой стране пирамид, прорезанной широкой священной рекой.
Светлая, полная луна привлекала к себе скорбные взоры Аглавры… Наконец она подняла флейту к устам, и чудная мелодия ровной волной понеслась над ущельями и вершинами скал. Стройные, полные нежности звуки, свиваясь, тянулись в небо, к ясному диску луны, плакали и просились в сердце холодной Селены… Но щит непорочной богини был несокрушим, и падали вниз скорбные жалобы серебряным жемчугом слез в необъятное, глубокое море…
