Болдырев. А-а… кирпич… где? А, это вы! Производственная комиссия… Здравствуй, Лида!
Первая работница (третьей работнице). Ну-ну!..
Третья работница. Мы стоим на страже… мы… (Почти со слезами.) Как ведь мы работали… здесь, подложечкой, тянет, щемит, а в глазах синие колеса ходуном ходят, вроде как пьяная…
Первая работница. Продовольствие, сам знаешь, одна кооперация, и больше ни шиша.
Третья работница. Больно было в душе, товарищ директор. Возьми ее, меня… Я перебралась за Волгу, корзину яиц купила, на базаре продала — и сыта. А вот… вот видишь… вот… вот, до слез вот… Идешь, и… как люди не видят?.. кирпич, как дите, ладонью погладишь — мой! Несчастная бабенка Лидка об этом кирпиче почти не спала… не спала… матюком инженера крыла… Мы вот… они… все мы, как в своей избе, как для детишечек наших… каждый кирпичик… Сознание в нас есть, а высказать его — не выскажешь.
Первая работница. Товарищ Болдырев, до свиданьица!
Болдырев. Это куда же уходите?
Вторая работница. Программу отликвидировали. На полную кладку сто процентов.
Первая работница. И теперь мы едем…
Болдырев. Едете? Куда же вы едете?
Вторая работница. Соцстрахом… в Крым… И для организма и за деятельность.
Болдырев. Это… я тебе завидую.
Вторая работница. Ну, уж… хоть ты, конечно, тоже для организма надо…
Первая работница. Ты, товарищ Болдырев, посинел… Мужчине в синем обличьи нельзя… А я к мужу еду, на зиму. Муж мой из Красной Армии вертается, а я отсюда вертаюсь. Он мне письма пишет. Ты меня голой рукой не трогай. Я тоже… я…
Болдырев. Ну, прощайте, милые!.. А ты, Лида, тоже к мужу едешь на зиму?
Третья работница. Я?.. (Захохотала.) Я неженатая! Я, мил, курсы проходить буду, а то мы математику, знаешь, какую понимаем? Ну, то-то! Эх, директор, товарищ… хотелось нам тебе сказать на прощанье и… слов не знаем. Прощай!
Первая и вторая работницы. Прощайте!
Работницы уходят.
Болдырев. Вон оно как… тронули.
Спускаются костромичи, с ними рабочие.
Михалка. Степан Семеныч… эх, за три часа враз!
Суматохинов. Ну и темпа!
У левого угла, поодаль от стены, сверху на канате спускается коробка. В коробке Лаптев и Картер.
Михалка. Браточки, гляди! Ермолай наш секретарем к Картеру нанялся.
Коробка стала, повисла в воздухе.
Браточки! Ермолай, как дух святой… раскрылатился.
Входит Данило Данилович.
Данило Данилович. Почему они стали?
Михалка. Я уж думаю — не на сто пятьдесят наработали, а хватай на двести.
Зотов. Пятьсот! Ты до ста двадцати доберись — пузо взопреет… Америка — она, брат, страна…
