Когда я впервые увидела этот плакат, я сказала своим: «Кто любит меня – за мной!» Они любили меня, свою демократическую Жанну д'Арк, со всеми ее восемьюдесятью шестью килограммами живого веса. Но сначала за мной не пошли. Они развлекались тем, что дразнили нашего медведя, а Этого Господина считали потешным клоуном, с которым и связываться было глупо. Проснулись мои соратнички лишь тогда, когда клоун попал в парламент и через месяц своим выступлением едва не спровоцировал новый российско-китайский вооруженный конфликт. Чуть ли не полстраны пускало радостные слюни перед своими телевизорами, когда он кричал с трибуны: «Верните Даманский! Наши дети полегли там не для того, чтобы по приказу из Пекина их безымянные могилы засеивались рисом. Верните Даманский, последний российский форпост на Востоке!…» На следующий день, как и следовало ожидать, Китай привел свои пограничные части в состояние боевой готовности. Еще через день наши войска, стоявшие на границе, предприняли то же самое. Будь наш МИД чуть менее энергичен в своем стремлении все уладить, мир бы продлился до первого выстрела.
Вот тогда мои демократы кое-что поняли. Только поздно было. Крик «На Восток!», обещание всем гонконгской электроники и каждой русской семье по «тойоте» сделали свое дело. Обещания по поводу хлеба, сахара и водки довершили все дело…
О, мои доверчивые умные дурачки! Когда пошел третий месяц царствования Этого Господина, а мировая война все еще не началась, благонамеренные в ДА вместе с мосье Воскресенским снова подняли свои приплюснутые головки. Дескать, Лерочка, все оказалось не так и страшно. Трамваи ходят, телевидение работает, газеты шустрят себе. Копошится Дума.
Не торопитесь, сказала им я. Потерпите. БУДЕТ страшно.
Они опять не поверили или оробели.
Поверил безоговорочно только один Андрей – самый тихий и молчаливый мальчик, в нашем Дем.Альянсе. После очередного моего выступления на Пушке он вдруг подошел ко мне и деловито спросил: «Когда начнем?»
Глава 8
ТЕЛЕЖУРНАЛИСТ ПОЛКОВНИКОВ
У нас в Останкино коридоры не кончаются стенкой. Они кончаются дверью какого-нибудь эфирного начальника. Самый длинный коридор заканчивался дверью самого большого начальника. Императора всея эфира, царя черно-белого и цветного изображений и прочая, и прочая. Вот в эту дверь я и влетел на полном ходу. Практика показывает, что мимо Аглаи в приемной надо пролетать на сверхзвуковой скорости. Пока ушки ее обнаружат какое-то незапланированное шевеление в комнате, пока она всплеснет своими приклеенными ресницами, пока губки ее сложатся в привычную фигурку «Его-нет-на-месте-зайди-попозже», – ты уже преодолел дверь кабинета и застал родимого начальника за привычным мазохистским занятием. То бишь за изучением новой сетки вещания, сопровождаемым попытками прикинуть, сколько журналистов при новом раскладе обзовут тебя сволочью.
