«Макиавеллева политика Московских государей» — вот как формулирует господин Середонин основную мысль книги Флетчера. Противоположность интересов трех общественных классов — дворянства, духовенства и простого народа — способствует, по мнению Флетчера, могуществу центральной власти, которая для удержания этого могущества в своих руках сознательно раздувает вражду между сословиями, пользуясь одним из них для угнетения другого.
Интересы власти и интересы страны представлены Флетчером прямо противоположными друг другу. Он видит на каждом шагу беззакония, отсутствие неприкосновенности личности и собственности, притеснения и злоупотребления администрации; а между тем власть царя кажется ему безграничной, административная и военная сила, на которую он опирается, — громадной, и он не может иначе объяснить себе, почему эта власть терпит подобные явления, когда в ее руках все средства для их искоренения, как сознательным с ее стороны стремлением сеять вражду и озлобление между классами, чтобы лучше ими править и упрочить окончательно свое собственное положение. Отношения центральной власти к населению и к местным властям, по схеме Флетчера, проникнуты, вследствие указанной им черты, глубоким недоверием; так, например, говоря об администрации областей, он уверяет, что местным администраторам даже не присвоено правительством, из-за подозрительности последнего, право суда по уголовным делам, причем он игнорирует то обстоятельство, что там, где были введены подобные учреждения, само население чрез своих выборных имело право приговаривать преступников к наказанию до смертной казни включительно. Этой же подозрительностью центральной власти Флетчер объясняет частую смену наместников и воевод, практиковавшуюся будто бы с той только целью, чтобы они не заводили связей с местным населением.
Не заметив разницы «между намерениями правительства и исполнением его предписаний его агентами», Флетчер приписывает центральному правительству и, в конечном счете, самим царям Московским, такую лукавую политическую систему, о которой они в действительности не могли иметь и представления, и часто не видит, сквозь призму этого предвзятого и тенденциозного взгляда, как на самом деле управлялся русский народ и какие условия мешали правительству вводить те улучшения, которые диктовались, по мнению ученого иностранца, самим существом дела и требованиями жизни. Отсюда — резко отрицательное отношение Флетчера к целому ряду явлений русской жизни, в особенности же — к деятельности центральной власти.
