— Вот этого я и не помню. Вроде какой-то экскаваторщик прокладывал магистраль где-то на Севере и обнаружил братскую могилу. Среди сохранившихся предметов нашли ложки и капсулы с полуистлевшими записками. Криминалисты после тщательного анализа смогли установить фамилии некоторых из погибших. И почему-то нашли две капсулы на одного и того же бойца — Г. Акбарова. По-моему, так. И вот я тогда подумал, почему тот, который писал об этом, и даже те криминалисты не сообразили, что это могли быть два брата-близнеца — Гасан и Гусейн! Я в сельсовете высказал такую догадку, и мне объяснили, что, мол, откуда в том северном краю знают, что у нас братьев-близнецов по обычаю называют Гасаном и Гусейном. И вот, добрая женщина, слушая твой рассказ, я и вспомнил об этом случае…
— Это они, да, да, добрые люди, это мои дети, мои сыновья, это моя кровь!.. — горько заплакала Сибхат, вытирая краем платка глаза.
— Вот беда так беда, не помню, в какой газете это было. Очень хочется тебе помочь, женщина.
— И на том спасибо, большое спасибо! Не так уж много ведь получают здесь разных газет…
— Но в сельсовет мог привезти эту газету какой-нибудь гость. В тот день были какие-то гости… Прости, я высказываю эти сомнения, чтоб разочарование твое от неудачи не было очень тяжелым…
— Спасибо вам за чай, за слово доброе. Я пойду.
— Что ты, добрая женщина, в такую-то погоду, глядя на ночь, — попыталась удержать ее Рабият. — Утром память глубже, оставайся.
— Простите, не могу, разве же я… разве же… Я пойду, я поищу газеты, я найду, чего бы мне это ни стоило!
— Да будет удача тебе, женщина, — от души сказал старик, пожимая гостье руку.
А Рабият вручила ей зонтик:
— Если будешь в наших краях — занесешь. Не занесешь — тоже не беда… не беспокойся!
Сибхат Карчигу не страшила ни наступавшая ночь, ни холодный моросящий дождь. Она возвращалась в райцентр.
Уже далеко за полночь Сибхат Карчига постучала к женщине, заведующей районным парткабинетом. Сибхат знала, что в парткабинете можно найти подшивки всех газет.
Заведующая была недовольна, что ее побеспокоили в такой поздний час:
— Как будто до утра нельзя потерпеть!
Сибхат закричала:
— Милая, тридцать лет я жду! Тридцать лет я храню надежду услышать хоть слово о моих детях!..
Сибхат просила заведующую пойти с ней или доверить ключ от кабинета, предъявила свой партбилет:
— Вот, пожалуйста, поверьте мне!
…Ох, сколько их было, этих подшивок, и на столах, и на полках. И надо их все постранично перелистать, пересмотреть. Но Сибхат готова была рыться в них хоть целый век.
