Он медленно открыл глаза.
Еще час назад он и не знал о том, что станет отцом, но теперь был уверен в одном: он должен защитить своего ребенка.
— Значит, я не живу в Лондоне, — услышал он голос Ив. Придав лицу спокойное выражение, он обернулся к ней. Ее взгляд был полон недоумения и грусти, когда она добавила с сомнением: — У меня нет дома?
Талос невольно представил Ив, растянувшуюся в его большой кровати в доме на Митридосе, занавески, развевавшиеся от свежего ветра, дующего с искристого Эгейского моря. Такого никогда не было и не будет!
— Ты останавливалась в отелях, — ответил он холодно. — Я же говорил, ты все время путешествовала.
— И как же тогда я работаю? — спросила она недоверчиво.
— Никак. Ты получила наследство и теперь развлекаешься шопингом и вечеринками, путешествуя по всему миру.
Ив уставилась на него:
— Ты шутишь.
— Нет.
Он не стал бы рассказывать, как она и ее беспутные друзья путешествовали целыми компаниями, опустошая шикарные отели и въезжая в новые. Ив могла бы уловить презрение в его голосе и подвергнуть сомнению истинную природу его чувств.
Как он мог быть уверен в том, что она не бросит ребенка и не навредит ему, когда к ней вернется память?
Ему в голову неожиданно пришла новая мысль.
Если она не помнит его, себя и свои поступки, значит, не ждет подвоха. И не станет защищаться.
В голове у Талоса выстроился новый план, и на лице его воцарилась довольная улыбка. Он может забрать у нее все, включая ребенка. И она никогда больше не увидит его.
— Значит, я была здесь на похоронах отчима, но при этом не англичанка.
— Твоя мать из Англии, судя по всему. Вы обе вернулись сюда несколько лет назад.
Ив оживилась:
— Моя мама!
— Она умерла, — бросил он.
Она застыла, ее лицо омрачилось.
— Мне жаль, Ив, — сказал он, — но, насколько я знаю, у тебя нет близких.
Он притянул ее к себе. Волосы Ив, даже непричесанные и немытые, привычно пахли ванилью и сахаром. На этот аромат его тело немедленно отреагировало желанием тут же предаться запретному соблазну.
«Остановись!» — приказал он себе. Он не станет думать о ней. Не будет хотеть ее. Он ведь в состоянии контролировать собственное тело, черт возьми!
Ив сжала пальцами его рукав, уткнулась лицом в его свежую классическую рубашку.
— Значит, у меня никого нет, — проговорила она тихо, почти шепотом. — Ни родителей. Ни братьев и сестер. Никого.
Он посмотрел на нее сверху вниз, приближая к себе ее лицо, вглядываясь в синие глаза, блестевшие от слез.
