Валя позвонила им среди ночи и, постанывая, рассказала, что муж не пришёл с работы. Саня не стал дожидаться утра, примчался в их скромную квартирку и засел на кухне с телефонным аппаратом. Ночной вахтёр стройуправления, где Владик трудился электриком, сообщил о том, что вчера в четырнадцать сорок пять он и Петрович отбыли ремонтировать повреждённую электропроводку в Сосновский особняк тамошней "партейной" резиденции. С тех пор о них ни слуху, ни духу. Звонок жене Петровича тоже нисколько не прояснил ситуацию: Петрович по пятницам любил заложить за воротник с приятелями и иногда являлся домой под утро. "Может, и Владика вовлёк, пьянь несчастная?" — сонно посетовала Петровичева жена. В списках вытрезвителей и больниц Петрович и Владик не значились…
Рано утром Саня выгнал из гаража старый отцовский драндулет — "Жигули" второй модели и, гремя гайками, рванул в Сосновский район. Он нашёл электромонтёрскую машину у забора, не доезжая до ворот главного входа на территорию особняка. Она стояла целёхонькая, с полным боевым снаряжением в незапертой будке и полиэтиленовой папкой, набитой путевыми листами и разнорядками, в кабине. Под солнцезащитным козырьком лобового стекла покоились техпаспорт и водительские права с довольным усатым прищуром немолодого дядьки. Больше всего озадачил ключ, легкомысленно торчащий в замке зажигания и скалящаяся бесовская морда брелока. Морда раскачивалась на длинной цепочке, словно водитель только что вышел из машины по малой нужде. Только потом до Сани дошло, что он сам привёл её в движение, когда открыл дверцу.
— Чертовщина какая-то. В наше время оставить незапертой даже такую тарантайку рискованно. Да ещё и ключиками снабдить — садись и ехай…
19.
Дальнейшие поиски ничего не дали — два здоровых мужика как сквозь землю провалились. На Валентину страшно было смотреть. Её бледная истончившаяся кожа в облипочку обтягивала череп, растворяя в красных пятнах выцветшие веснушки. Плечи согнулись, отказываясь удерживать лямки лифчика, и Валя всё время оправляла их трясущимися руками. Впервые Саня ловил себя на мысли о том, что переступает порог её квартиры через силу.
Вот тогда-то он и поднял материалы дела прошлогодней давности о пропавшей почти там же молоденькой девушке Кате Лисицыной. Девушке, собиравшейся вскоре родить, возможно, сына, который был бы сейчас чуть младше его Адрюшки.
Папка выглядела вместительной: помимо протокола осмотра места, где Катю последний раз видели живой и перечня содержимого оставленной ею сумки, здесь пылились листы с показаниями множества людей, скурпулёзно опрошенных Саней. Главный свидетель и помощник в деле — шестнадцатилетняя Эрика, свояченица Димы Рубашкина, сотрудника ОБХСС и лучшая подруга пропавшей — не поленилась объездить с ним морги и реанимации, вдоволь насмотрелась трупешников, а также покалеченных и беспамятных, и ухитрилась нигде не шлёпнуться в обморок. Мужественная девочка! Хотя, чего удивляться — будущий медик. Это она с похвальным тщанием вспоминала особые Катины приметы, как то: родинка на левой ягодице, замеченная в душе и крестообразный шрам под грудью, оставшийся после падения с дерева в детстве. Она же, Эрика, описала Катин темперамент и привычки, она затащила его к бабке-повитухе, с которой Катя советовалась по поводу предстоящих родов. Бабка оказалась провидицей. Вижу, говорит, вижу вашу Катерину живою, рано вы её хороните. Не далеко она, и не близко. Не в плену и не на воле… Ищите, говорит, и найдёте, ежели не опоздаете. Если б карга старая ещё и координаты подсказала, где искать, — поиск пошёл бы продуктивнее, а так… Но Эрика заинтересовалась, "повелась" в надежде спасти Катю.
