— Ты ненормальная, Нульча! Тебе плохо с нами? — удивлялся Виталик. — Там никого знакомого, родного. Случись что, к кому податься за помощью?
Мама ласково перебирала Инкины выгоревшие до белизны волосы, любуясь враз повзрослевшей дочерью.
— Пусть Инна едет, Виталий. Она лучше нас с тобой знает, где ей будет хорошо. Мы будем ждать тебя здесь, дочка. И сюда ты всегда можешь вернуться…
В прошлом остались зачитанные до дыр книжки, отправленные на шифоньер куклы. Друзья и соседи. К ней ещё не успела прийти сильная первая любовь, за которую можно было зацепиться среди привычных стен. Вперёд!
— Просто в Нульче кипит кровь отца, — упорствовал Виталька.
— Неправда! Совсем не кипит. Она меня не колышет, эта кровь! Если я там его встречу, пройду мимо.
На самом деле Инка была уверена, что обязательно встретит отца-подлеца. Огромный кусок земли за Колымским нагорьем и тайгой казался ей густонаселённым, где все друг друга знают и каждый день друг с другом здороваются. Ой, как она ошибалась…
2.
Родившийся спустя два года ребёнок стал последней сломанной куклой, которую она предала…
Его отца, рафинированного и отчасти субтильного молодого человека, вспоминать совсем не хочется. Помотавшись вдоволь по московским площадям и переночевав на вокзале, Инна дала себе команду купить билет в ближайший к столице областной центр. Ткнула пальцем в северо-восточном направлении, как раз туда дул ветер монотонным голосом радиодиктора, и встала в очередь к привокзальной кассе. Лучше преуспеть в провинции, чем быть затоптанной в крупнейшем из мегаполисов мира, думалось ей под влажной простынёй раскачивающейся плацкарты. Не зря она перемножила в уме количество рвущихся к паблисити будущих акул пера с московской и подмосковной пропиской на три четверти оставшихся без оной и разделила на число мест факультета журналистики МГУ — нереально, будь ты хоть семи пядей во лбу, прорвать эту броню своим интеллектом. Зато уверенно прошла по конкурсу в периферийном университете. Вместо сочинения на одну из заданных тем по творчеству Горького, Инна написала сжатое эссе, сделав акцент на профашистской настроенности тогдашней прессы к писателю, естественно, не без участия некоторых партийных деятелей. Смело и язвительно расправлялась девушка с врагами Алексей Максимыча, чем немало удивила и заинтересовала преподавательский состав. Только-только начиналась эпоха перестройки, и на поверхность пробивались робкие ростки гласности. Гласность исходила в первую очередь от средств массовой информации и требовала помимо дозированности — храбрость. "Таких не берут в космонавты…" — пелось в модной попсовой песенке. Инку Литвинову взяли в журналисты.
