Юрий ждал меня на чистых ступеньках перед учительской, которую он тщательно вымыл. Была пятница, предстоял семейный ужин и супружеская ночь. Юрий хозяйничал за столом, а я рассказывала о пленуме. Вздохнул с облегчением, будто гору свалил с плеч, убедившись, что наши каторжные труды не пропали даром, доклад признан поучительным и достойным даже для сообщения на учительской конференции. Засомневался, стоит ли мне вступать в партию, где комфортно и вольно живется таким каракатицам, как Текля. Я с ним согласилась: быть членом подобной партии не почет, а позор. Это не значит, что мы не верили в необходимость построения коммунизма — бесклассового общества добра и справедливости.
Человечество должно прийти к нему, но вот придет ли, тут наши выводы в корне расходились. Юрий был твердо убежден, что текли, крупные по размерам, и блошиная мелочь их породы не допустят этого. Я же твердо верила, что коммунизм будет построен обязательно, иначе чем оправдать те огромные жертвы, которые несет человечество на долгом пути к нему. Теклям следует перекрыть ходы в партию коммунистов, а тех, кто успел пролезть, нужно оттуда вытурить. Вот тогда и можно подумать о вступлении. Чтоб было понятным дальнейшее повествование, пора рассказать об этой особе, т. е. Текле, поварихе из детдомовской кухни.
Работать в общей компании с мамой — одно удовольствие. По каждому случаю у нее готова присказка, побасенка или байка. Знала она их великое множество, если бы записать, получилась бы занятная книжица, но никому из нас это и в голову не приходило. А сейчас все забылось. Помню две — три байки, но и их не рассказываю, как-то случая не выпадает, все дырки заткнул телевизор. Сейчас к слову пришлась байка о Текле. (Украинская Текля, по- видимому, — это русская Фекла). Мама говорила, что этот конфуз произошел на ее глазах.
Ночью в первый день Пасхи после разъезда хозяйских гостей на кухне городского дома богатого хохла собралась отметить праздник освободившаяся дворня. Стол заставлен блюдами, оставшимися от барского пиршества. К ним были добавлены мужицкие кушанья попроще, вроде вареников и галушек. Приложившись к рюмкам, сотрапезники набросились на еду. Горничная Текля ела аккуратно, так как боялась запачкать шелковое платье с кружевами, подаренное ей барышней. Кокетливое платье как бы приобщило ее к господам, возвысило над остальными слугами, и она это подчеркивала оттопыренным мизинчиком и жеманной улыбкой. Все изголодались за семинедельный строгий пост и с шутками прибаутками уничтожали расставленные закуски. И Текля тоже ни в чем себе не отказывала. Вдруг она почувствовала, что не успеет добежать даже до порога и выскочила из-за стола, чтобы спрятаться на печке. Только подняла ногу, чтобы стать на первую приступку, предательский ком плюхнулся из-под нарядной юбки на чистый пол и расползся в вонючую лепешку. За столом оцепенели, а конюх злорадно гаркнул: "Текля усралась!" Кухня взорвалась хохотом и криками: "Текля усралась!"
