За воротами обнял меня за плечи:
— Знаешь, я сегодня сделал два любопытных открытия. Первое — готовиться к докладу — захватывающее занятие. День пролетел как минута, ни разу не заскучал. И завтра, если позволишь, я приду в конце дня, и мы еще посидим, как сегодня. Или от меня мало толку и ты обойдешься?
— Не набивай себе цену. Знаешь, что не обойдусь. А что за второе открытие ты сделал?
— Это главное открытие. И ты его тоже сделала. Мы с тобой — образцовая супружеская пара. Нужно быстрее решать, когда по-настоящему станем супругами.
— Опять ты за свое. Ведь ты женат!
— Был. Очень неудачно. Штамп есть, а семьи нет, да и не было вовсе, как оказалось. Ты жена моя от рождения, но я хочу услышать "да".
— Как будто что-то изменится от моего "да" или "нет"! Ты все решил за меня и никакого выбора мне не оставил.
— Права. Выбора у тебя нет. Мы созданы друг для друга, и от этого нам не уйти, не спрятаться…
Он поднял меня на руки. Хотела крутануться, не удалось, держал крепко.
— Нет, лебедушка моя прекрасная, настал мой час! Ради этой минуты я весь день сидел как на раскаленной плите. Никого нет, мы вдвоем, а нельзя… Класс, учительская… твои строгие правила… А тут мои правила. Должен же я наградиться за перенесенные страдания. Вот возьму и вознесу тебя к небесам, привыкай к вознесению, лебедушка моя ясная, как обнять мне хотелось тебя, и святая ты, и прекрасная, ненаглядная радость моя! Видишь, стихами заговорил, так хочу очаровать любимую.
— Давно очаровал. С шестого класса живу очарованная и никак не могу разгадать, почему ты скрываешь, что пишешь стихи?
Он запнулся и поставил меня на ноги.
— Кто тебе сказал про стихи? Аня?
— Твою сестру я вижу только на конференциях и то издали. А про стихи ты сам мне сказал. Только что. Почему все- таки скрываешь? Быть поэтом — это так почетно.
— Во-первых, я не поэт, а всего лишь стихоплет. Во- вторых, я не люблю ходить голым. Вспомни, как мы препарировали стихи Пушкина, когда искали, кого же он считает своей женой… Мы копались в его душе, лезли в самое интимное… А я не хочу, чтобы лезли ко мне в душу и копались в самом интимном. Никто, даже ты.
— А называл "святая и прекрасная"…
— Вот именно… Поэтому и не хочу пускать тебя в свои авгиевы конюшни…
— Зачем на себя наговариваешь? Никаких авгиевых конюшен у тебя нет и быть не может. Не грязь духовную, которой нет, ты хочешь спрятать. Ты боишься, что кто-нибудь узнает о твоих страданиях. Что-то тебя сильно мучает.
