С комиссаром Ваня увиделся накануне отъезда. Он не знал, в какой именно день мастер уходит в отпуск, и каждый вечер, проводив Настю, давал себе слово, что уж завтра-то непременно выкроит несколько минут и забежит в училище к Виктору Львовичу.
Еще зимой вся группа знала, что сразу после выпускного вечера комиссар уйдет с друзьями в поход на байдарках по сибирским рекам. Это была его давняя мечта, но за три прошедшие года он так и не смог осуществить ее. Зимой и летом пестовал своих «красавцев», не решаясь доверить их другому мастеру даже на короткое отпускное время. «Вот ужо выпущу вас в люди, тогда и двинусь с легким сердцем», — говорил он.
После выпускного вечера прошла неделя, а Ваня все не мог попасть в училище. Дни были заполнены походами в военкомат, медкомиссиями, разговорами с матерью, приехавшей на эти дни из Москвы, и Настей… Главное, конечно, Настей. Его Аленушкой. «Ладно, — в конце концов решил он, устав терзаться, — если не застану — напишу из армии. Виктор Львович — человек, он поймет».
Но судьба оказалась милостивой к новобранцу. В последний день его гражданской жизни Настю неожиданно задержала дома мать. Почти на три часа. Ваня сначала огорчился, а затем сообразил: ведь это именно тот самый случай, в котором проявляется необходимость, — и помчался в училище.
Трехэтажный особняк петербургской постройки стоял в конце Шестой линии Васильевского острова, и из его окон была видна Нева. За время Ваниной учебы училище дважды ремонтировали, но цвет стен и весь антураж оставался неизменным. Директор училища свято верил, что постоянство цвета и обстановки создают в сердцах и памяти учеников незабываемый образ родного училища.
Прежде Ваня не раз посмеивался над причудой директора, а сейчас вдруг понял, как дорога ему эта узнаваемость: белые прямоугольники окон на кофейно-молочном фоне стен, строгий античный орнамент на фронтоне, кремовые прозрачные занавеси, зеленые бороды традесканций… Даже старательно отделанная под дуб парадная дверь и синяя стеклянная вывеска вызвали в душе теплоту и некоторое волнение. Там, за этой дверью, прошли три года его жизни. Самые трудные годы за все его восемнадцать лет. И пожалуй, самые счастливые. Там, за этой дверью, был сейчас его мастер. Был и будет всегда. Во всяком случае Ваня хотел в это верить.
Он невольно вспомнил свое первое появление в училище. Сейчас даже трудно вообразить, как растерян он был тогда и одинок… Все, что может случиться худого с человеком за многие годы, навалилось на него в то время разом: ссора с отцом, ссылка в ПТУ в Ленинград к дяде Боре, чтобы никто из их московского круга не узнал, что сын академика Белосельского бросил девятый класс и в наказанье определен в ПТУ; откровенная неприязнь к нему ребят в группе первые месяцы… Да и многое другое, о чем и вспоминать не хочется.
