Полдень, XXI век, 2010 № 07 | страница 16



— А можно… Что-нибудь почитать взять?

— Ну, что за вопрос! — Коганыч просиял. — Конечно! Вы… Вы меня простите. Я уже и забыл, когда что-нибудь просили почитать. Приходят, знаете, за журналами мод. Там женщины полуголые. М-да…

Синица провел рукой по потрепанным корешкам, ощущая тепло бумаги, словно здороваясь с незримыми собеседниками, готовыми по первому требованию поведать свои истории.

— Только, — замялся, — я в поселке не живу…

— Да ничего. Читайте на здоровье. Я на себя запишу…



В узком коридоре Синица столкнулся нос к носу с председательшей.

— Ух-ты! — удивилась та. — Я уж думала, ты издох!

— Я тоже рад вас видеть, Вера Алексеевна.

Председательша усмехнулась, мотнула головой:

— Ну, пойдем, ко мне зайдем. Поговорим… — по-старушечьи приставляя ногу, заковыляла по лестнице.

— Ну, пойдемте…

Непреодолимого желания тереть разговоры Синица не испытывал. Уж и солнце за полдень перевалило, в обратку двигать пора давно, да и компания для бесед, чего греха таить, не та. Но выбора особенного у него не оставалось.

— Вот смотрю я на тебя, птица-синица, и не могу понять, что ты за человек. Не пустой ты, не-ет, — Вера Алексеевна хитро погрозила пальцем. — Есть в тебе кость. Чтобы одному в лесу выжить, да еще зимой, волю надо иметь… Ты садись, не стой… Я тоже, знаешь, и плен прошла, и голод. И сыновей схоронила… Троих… Много чего довелось, да… Это не к тому я, чтобы ты меня пожалел. Просто без цели, без веры согнулась бы я, не выдержала. Как бы тяжело ни приходилось, всегда у меня перед глазами путеводная звезда светила. Что бы ни делала, ясно было во имя чего… За родину. За товарища Иллариона. За светлое его учение… А вот что у тебя за душою, а? Не пойму. Ты ж ведь не патриот, признайся!

— Нет, — Синица покачал головой, — не патриот.

— Великая сила в вере. Когда не терзают тебя сомнения, не рвут во все стороны, можно сжаться в точку, в острие сойтись и такие дела сдвинуть, такие свершения… Полторы тыщи народа в поселке. И какого — сам знаешь. Лагерники, уголовники, шваль. Им только дай слабину, покажи колебания — все! Сгинешь без следа. И ни одна специальная комиссия не найдет. А у меня они все, — старушка потрясла кулаком, — вот где! Потому что силы во мне, брат, во стократ больше, чем в каждом из них. Что ни день, то и бегут: баба Вера то, баба Вера се… Здоровые мужики, мужичищи! И я перед ними кто? — Вера Алексеевна показала ноготь. — Сморчок сопливый, тьфу…

Синица молчал.

— И такие есть, кто, отчаявшись, кто, в жизни в этой потерявшись, просят совета. И новой жизнью начинают жить. Ясной, прямой. Не все учение сердцем принимают, не все. Но многие. И не поверишь, счастье светится на их лицах! Радость! Все нипочем с верой! Не тяготят их больше лишения и труд тяжелый, потому что не просто так они теперь живут, а во имя!.. Вот мне, старой, интересно, может, ты недовольство нынешним строем лелеешь, а? Или мысли о мести вынашиваешь? Что у тебя за душой?