Она настолько привыкла к Борису, что даже странно было: неужели после этого похода их разъединят, направят в разные отряды… Нет, лучше уж и не предполагать такое!
Борис на ходу поднял руку: внимание, осторожней. Зоя старалась ступать на носки, внимательно прислушивалась. Какие-то странные звуки доносились издалека. Она дернула Бориса за рукав, тот остановился.
— Слышишь?
— Вот опять? Что это?
— Лошади? На ржанье смахивает…
Сделали еще шагов пятьдесят, и перед ними открылась прогалина, заросшая низким кустарником. Дальше, наверно, — поле. Во всяком случае, конца прогалины не было видно за белесой мглой. Лишь смутно обрисовывались впереди очертания какой-то постройки. Ветер, дувший оттуда, нес запах печного дыма, обрывки голосов. Совсем явственно раздавалось ржание многих лошадей. Поили их там, что ли, или в сарай загоняли?
Чуть приметно мелькал огонек. Он перемещался. Наверно, кто-то ходил с фонарем.
— Петрищево, — тихо сказал Борис. — Ты побудь здесь, а я подберусь поближе, посмотрю.
Зоя прижалась спиной к стволу дерева, на всякий случай вытащив наган. Это был не ее револьвер, к которому она привыкла. Когда Клава Милорадова и Лида Булгина уходили на разведку, у Зои было такое ощущение, что она долго не увидится с ними. Да и увидится ли вообще?! Захотелось оставить Клаве на память что-нибудь. Но ведь нет ничего. Разве только поменяться наганами: у нее револьвер лучше, как-никак самовзвод. Клава даже растрогалась…
Согревая ладонью рукоятку нагана, Зоя следила за Крайновым. Он сделал несколько перебежек от куста к кусту, потом пополз и скрылся из виду. Надо было набраться терпения. Усилившийся снегопад совсем заслонил виденное вдали строение. Теперь Зоя могла лишь слушать, но и слушать-то было нечего. Голоса в деревне больше не раздавались, конское ржание прекратилось. Только собака жалобно тявкала где-то вдали. Не облаяла бы Бориса!
Минуло полчаса или даже больше, пока вернулся Крайнев. Он поманил Зою в глубь леса. Пошли по своим же, недавно протоптанным, но почти занесенным следам. Остановившись, Борис отряхнулся:
— Все лицо мокрое от этого снега, и воротник тоже. Набился, пока полз…
— Что там?
— Длинный сарай — конюшня. В домах немцев полно, крайняя изба как улей гудит.
— Ну и что?
— Зажигать будем. Ты — конюшню, я — избы.
— В такой снегопад? Кто увидит? С какого самолета рассмотришь?
— Подождем, может, кончится. Еще рано, до полуночи время есть. И немцы угомонятся.
— Платок возьми, шею вытри. Замерзнешь.
