Лиза сосредоточенно нахмурилась:
— Он не восстанавливается. — Она неуклюже поднялась на ноги и подошла к клетке, чтобы взглянуть на животное. Было заметно, что она взволнована. — Это настоящая собака. И мы должны были быть такими же. На ее восстановление может уйти несколько недель. Одна сломанная кость, и она ни на что не годна.
Лиза просунула руку с вставленным лезвием в клетку и сделала тонкий разрез на ноге животного. Из раны выступила кровь, но не остановилась, а продолжала вытекать. Так продолжалось несколько минут, и только потом ранка перестала кровоточить. Собака продолжала лежать неподвижно, только дыхание стало еще более прерывистым; она явно очень ослабела. Лиза засмеялась.
— Трудно поверить, что мы когда-то могли жить достаточно долго, чтобы эволюционировать. Если оторвать ей ноги, они больше не вырастут. — Она озадаченно склонила голову набок. — Животное так же уязвимо, как скалы. Разрушь их, и они больше никогда не станут единым целым. — Лиза нагнулась и пощупала спутанную шерсть собаки. — Ее легче уничтожить, чем наш поисковик.
Прогудел зуммер коммутатора, и Джак поднялся, чтобы ответить.
Мы с Лизой продолжали смотреть на собаку — как в маленькое окошко своей предыстории. Вскоре вернулся Джак.
— Банбаум послал биолога, чтобы тот взглянул на собаку.
— Ты хотел сказать «биоинженера», — поправил я.
— Нет. Биолога. Банбаум говорит, что они изучают животных.
Лиза уселась на свое место, и я подошел проверить, не сбила ли она какое-нибудь лезвие.
— Это бесперспективное занятие.
— Наверно, они выращивают их из ДНК. Изучают, на что способны эти создания. Поведение, что ли, будь они прокляты.
— Кто же им платит?
Джак пожал плечами:
— В Панамериканском Фонде числится три таких специалиста. Изучают происхождение жизни. Вот один из них и приедет. Муши-как-его-там. Не разобрал фамилию.
— Происхождение жизни?
— Ну да. То, что заставило нас тикать. Что делает нас живыми. Что-то вроде этого.
Я влил в рот Лизе очередную порцию грязи. Она проглотила с удовольствием.
— Грязь заставляет нас тикать, — сказал я.
Джак кивнул на собаку:
— А ее грязь не заставляет тикать.
Мы все снова взглянули на животное.
— Трудно сказать, что ей нужно для жизни.
Лиин Мушарраф оказался черноволосым коротышкой с выдающимся крючковатым носом. Его кожа была украшена резным круговым узором с вживленными лампочками, так что, выпрыгнув из чартерного «Х-5», он светился в темноте, словно голубая спиральная гирлянда.
