Тяжелобольной пациент заговорил, отец Гилман и отец Келли прислушались, но не смогли разобрать его шепот; а пес между тем безропотно сидел подле кровати.
Наконец шепот умолк. Пес вытянул переднюю лапу, дотронулся до койки, немного выждал и направился в следующую палату.
Отец Келли покосился на отца Гилмана.
— Ну, каково? Что там происходило?
— Боже праведный, — выдавил отец Гилман. — Сдается мне…
— Что, святой отец?
— Сдается мне, пациент исповедовался псу.
— Но это невозможно.
— Ты же видел. Невозможно, а вот поди ж ты.
Стоя в тускло освещенном холле, святые отцы пытались уловить шепот следующего пациента. Они приблизились к двери и заглянули в палату. Пес терпеливо ждал, пока исповедующийся облегчал душу.
Наконец пес у них на глазах опять протянул лапу, чтобы коснуться койки, и вышел из палаты, не удостоив их взглядом.
Священники замерли в оцепенении, а потом безмолвно двинулись следом.
В соседней палате пес привычно сел у койки. Через мгновение пациент его заметил, улыбнулся и сказал слабым голосом:
— Благослови меня.
И пес сидел не шелохнувшись, пока больной нашептывал что-то свое.
Так они прошли вдоль всего коридора, от палаты к палате.
В какой-то момент молодой священник посмотрел на отца Гилмана и увидел, что лицо у него исказилось и залилось краской, а на висках набухли вены.
Тем временем пес закончил свой обход и стал спускаться по лестнице.
Священники еле поспевали следом.
Когда они оказались у выхода, пес трусцой убегал в вечерние сумерки; его никто не встретил и не взял на поводок.
Тут отец Гилман неожиданно взорвался и заорал:
— Эй! Слышишь меня? Пес! Чтобы духу твоего здесь не было, понял? Если вернешься, я призову на твою голову проклятия и все муки ада. Слышал меня, пес? Проваливай, вон отсюда!
С перепугу животное закружилось на месте и стремглав умчалось прочь.
Закрыв глаза и тяжело дыша, старый священник побагровел и врос в землю.
Молодой отец Келли вглядывался в сумерки.
Задыхаясь, он в конце концов пробормотал:
— Святой отец, что же вы наделали?
— Проклятье! — бросил отец Гилман. — Это порочное, ненавистное, богомерзкое чудовище!
— Богомерзкое? — удивился отец Келли. — Разве вы не слышали, что ему говорили?
— Вот именно, слышал, — ответил отец Гилман. — Этот пес позволяет себе отпускать грехи, исповедовать страждущих и внимать их мольбам!
— Но, святой отец, — воскликнул отец Келли, — ведь именно это делаем и мы с вами.
— Это наше священное право, — чуть не задохнулся отец Гилман. — Только наше!
