Его поставили разгружать замороженные продукты.
Психолог и командир немного постояли на близлежащем песчаном холме, наблюдая за действиями экипажа.
— Он прав, спору нет, — сказал психолог. — Мне, признаюсь, тоже не по себе. Что-то давит на мозги. Со страшной силой. Одиноко здесь. Такая даль, такая мертвечина. Да еще этот ветер. И заброшенные города. Хоть вешайся.
— Мне и самому тошно, — признался командир. — А что, по-твоему, нам делать? Со Смитом, к примеру? Удержится он на краю или свалится в пропасть?
— Я буду начеку. За ним глаз да глаз нужен. Если свалится в пропасть, боюсь, он и других за собой потянет. Мы тут в одной связке, хотя не все это чувствуют. Только бы со вторым кораблем ничего не случилось. Ладно, пойду.
Психолог спустился с песчаной дюны; корабль высился на дне ночного моря, посреди планеты Марс, и вдруг на небосклоне взошли две белые луны, которые полетели взапуски, будто зловещие призраки прошлого. Командир так и остался стоять, глядя на небо и на сверкающую в вышине Землю.
Ночью Смит потерял рассудок. Провалился в темноту, но не потянул за собой тех, кто был с ним в связке. Хотя настойчиво дергал за все тросы, повергая людей в молчаливое смятение, издавал крики и вопли, стращал грядущими ужасами и пророчил близкую смерть. Но другие проявили твердость и вкалывали во тьме до седьмого пота. Никому не улыбалось искать тайное прибежище на дне бесконечной пропасти. Смит сорвался ночью. К утру он рухнул на дно. Ему вкололи успокоительное, он закрыл глаза, свернулся калачиком и был заперт в кубрике, приглушившем его вопли до едва различимого шепота. Опять наступила тишина, которую нарушали только порывы ветра и слаженные действия команды. Психолог распорядился выдать каждому дополнительный паек, добавив к нему шоколад, сигареты, бренди. Команда была у него под наблюдением. А сам он был под наблюдением у командира.
— Может, я не прав. Но сдается мне…
— Говорите.
— Что люди не созданы для таких дальних полетов в изоляции. Космическое пространство требует полной отдачи. А изоляция противна человеческой природе, это вид житейского безумия, совершенно отдельное пространство — так мне думается, — признался командир. — Ты смотри в оба: у меня у самого крыша едет.
— Продолжайте, — сказал психолог.
— А у тебя какие мысли? Не сломаемся мы тут?
— Будем держаться. Конечно, у людей настроение скверное. Если в ближайшие сутки они не успокоятся и если не прибудет сменный экипаж, то лучше нам вернуться на орбиту. От одной мысли, что они направляются к дому, им станет легче.
