— А по общественной линии организовал бы на кухне рабочий контроль — пусть следят за закладкой продуктов. Двух человек будет достаточно. Старшим над ними рекомендовал бы поставить Бурого.
Заведующий столовой схватился за голову.
— Да этот горлохват всех поваров разгонит! И так жизни нет!
— Или разгонит, или заставит быть добросовестными.
В этот день Гаевой обошел остальные столовые горячих цехов. В доменном кормили вкуснее, в прокатных — хуже, чем в мартеновском. И везде жаловались на подсобное хозяйство завода: плохо поставляет продукты.
Вернулся Гаевой в глубоком раздумье. На заводе никто как следует вопросами питания не занимался. Никто, в том числе и он сам. Внимание всех было занято производством: металл сейчас решал судьбу страны. Но судьбу металла решали люди. Так не в первую ли очередь ему, парторгу, надлежало заняться бытовыми делами? Во всяком случае, одновременно, а он… Почти месяц прошел с тех пор, как он здесь, и только сегодня урвал для этого время. Стыдно!
Гаевой просмотрел почту. Внимание привлекло коротенькое анонимное письмо с жалобой на то, что подсобное хозяйство неделями не получает газет. Гаевого удивило, что письмо по такому поводу не подписано. «А что, если поеду сам да посмотрю, что там делается? — мелькнула мысль, — тогда и с орсовцами разговаривать будет легче».
Каждый раз, возвращаясь в гостиницу, Гаевой с волнением открывал дверь — а вдруг письмо от Нади. Но и на этот раз письма не было. Он лег, взял книгу, но читать не смог. Поползли тревожные мысли о жене. Воображение рисовало страшные картины: то подвергся обстрелу Надин госпиталь, много жертв, и Надя истекает кровью, то прорвались гитлеровцы, Надя захвачена в плен, ее допрашивают, пытают…
Вспомнились годы юности.
…Старое, серое, давно не штукатуреное здание рабфака, аудитория первого курса, куда, подстрекаемый любопытством, он зашел посмотреть на Надю — говорили, что она самая красивая девушка на рабфаке.
Надя действительно была красива. Ясные серые глаза подчеркивали матовую смуглость лица, тронутого на щеках легким румянцем. Пухлые губы и мягко очерченный подбородок говорили об уравновешенности и внутреннем покое. Поймав на себе изучающий взгляд незнакомого старшекурсника, Надя склонилась над партой, и он, к своему удивлению, увидел профиль, словно принадлежавший совсем другой девушке. Высокий лоб с выпуклостями над бровями и сильно вздернутый краешек верхней губы делали лицо упрямым и задорным.
