Дневник расстрелянного | страница 3



Екатерина Павловна седа, сгорблена годами и горем (двух таких сыновей потерять в войну!), но ее занадворовские глаза — чуть выпуклые, лучистые, открытые — по-молодому ясны и выразительны. Она рассказывает о детстве и юности Германа. Потом вспоминает о поездке на его могилу. Было это в 1947 году. Она еще застала в живых Яремчука Лукьяна Андреевича. От него она много узнала о Герыше. Так называли Германа в Вильховой близкие и друзья. Именно Лукьян Андреевич выкопал из навоза рукописи Германа, предусмотрительно зарытые автором незадолго до ночи расстрела. Рукописи находились в ящике, отсырели, Лукьян Андреевич высушил их и свято хранил. Он передал рукописи Екатерине Павловне. Она заехала в Киев с тем, чтобы вручить их поэту Борису Палийчуку, которого Герман высоко ставил и считал своим самым добрым другом.

Екатерина Павловна зашла на квартиру Бориса Палийчука. Самого не оказалось дома. Екатерина Павловна объяснила жене Палийчука, почему зашла, и попросила передать мужу: пусть, дескать, зайдет по такому-то адресу, где она остановилась. На следующий день Екатерина Павловна отправилась снова к Палийчукам: Борис не явился по указанному адресу. И опять не застала его. Тогда она сказала жене Палийчука, что уезжает вечером, назвала поезд и номер вагона, но так и не смогла выполнить завещание сына: должно быть, сверхважные дела помешали лучшему другу Германа приехать на вокзал, и Екатерина Павловна увезла архив сына в Пермь.

В тот же вечер, когда она вспомнила о поездке на Украину, я узнал от Татьяны Леонидовны о существовании дневника Германа. Я попросил показать дневник, Екатерина Павловна принесла высокую стопу разрозненных и пожелтевших листочков бумаги, находящуюся между двух дощечек. Меж этими дощечками Герман положил дневник, укладывая его в ящик. По листочкам, вытащенным наугад и с трудом прочитанным, я понял, что дневник представляет не только литературную, но и общественную ценность потому, что является неопровержимым, гневным, выстраданным документом, разоблачающим фашизм и милитаризм.

Месяца четыре «расшифровывали» дневник. Этим занималась вся семья Татьяны Леонидовны, а также студентки пединститута. Позже я сам долго сидел над дневником, сверяя машинописный текст с подлинным. Часто приходилось пользоваться лупой: Герман писал микроскопически мелко на обороте желтоватых колхозных накладных.

Второе творческое рождение Германа Занадворова ознаменовалось публикацией его рассказа «Была весна» в газете «Магнитогорский рабочий». Потом челябинское радио передало «Думу о Калашникове». Чуть позже «Уральский следопыт» напечатал его довоенные новеллы «Петля» и «Тимофеев камень», а «Урал» — «Дневник расстрелянного». А в апреле 1963 года в журнале «Огонек» увидел свет его замечательный рассказ «Увертюра».