— Отчего же ты спрашиваешь? — нахмурилась Настя. — Есть разве причины?
— Они есть. — Пряча глаза, я встал и потянул ее за собой. — Они есть и останутся. Пойдем, родная. А «Созидатель» подождет. Подождет «Созидатель».
Мы шли под звездами рука об руку, и к окончанию пути я стряхнул с себя горькие мысли, как собака стряхивает воду после купания. Теперь я был чист. Я сделал грязное дело, но я был чист. «Никто больше не умрет в Пустырях! — произнес я мысленно заклинание. — Господи! Сделай так, чтоб все жили долго и счастливо!»
Не спалось. Мои частые восстания с кровати закончились позорной ссылкой на кожаный диван. Настя была непреклонна.
Засветив у изголовья настольную лампу, я распустил шнурки «Созидателя» и пробежал взглядом первую страницу. Размашистая вязь дореформенной грамоты, произведенная, как я полагаю, гусиным пером, вначале создавала определенные трудности в знакомстве с текстом, но постепенно я вчитался.
Жизнеописание Вацлава Димитриевича Белявского, или, если угодно его автору, Созидателя, которое я поминал уже в общих чертах, составляло приблизительно третью часть манускрипта, и лишь после начиналось изложение семейной легенды о вепре-оборотне. Причем само изложение как будто уже дописывалась другими чернилами и несколько изменившимся почерком, словно бы автор взял пару-тройку лет перерыва, что, впрочем, было его личным авторским делом. Не имея теперь под рукою текстов, я могу только пересказать легенду по памяти и собственными словами.
Итак, в 1774 году, одновременно с положением во гроб деревенского кузнеца Федора, было положено и начало этой невероятной истории.
Народные ликования в Пустырях, объявленные старостой от имени барина, извещенного нарочным о поимке хорунжего Пугачова, обернулись для кузнеца плачевно. Беззаветный любитель «монополки» да и бражки, ликовал он дней десять кряду, после чего распорядился долго жить. Без кузнеца, или коваля, как тогда прозывали на селе представителей этой незаменимой профессии, хозяйство было обречено. Пришлось приказчику Вацлава Димитриевича, немцу Йогану, спешным порядком собираться на волостную ярмарку. Новый кузнец, приобретенный за двести рублей ассигнациями, всего пять лет как распечатанными по высочайшему именному указу, оттого и куплен был столь выгодно, что оказался он самоед, завезенный откуда-то из верховьев Енисея, да еще и кривой на один глаз. По-русски кузнец почти не разумел, видом был тщедушный и болезненный, но на поверку вдруг вышел знатным специалистом. Чугунная финтифлюшка, изготовленная им с рисунка Созидателя сей же час, как в деревенской кузне заработали мехи, привела барина в совершенный восторг.
