– Сла-а-ва!
Это кричит мой двоюродный брат Виктор. Приподнимаюсь, машу рукой. Вижу, что он несет плетеную корзину. Значит, сейчас мы пойдем за рыбой.
– Айда, к завтраку карасей на болоте наловим!
Болото расположено в лугах, солнце прогревает его до дна, и вода почти не студит тело. Мы тащим корзину по тине. Темная, пахнущая муть тут же чернит все вокруг. Поднимаем плетенку – вода стекает, и остаются жирные, широкие в спинках, караси, белые и округлые бронзовые.
– Хороший улов! Давай затянем ближе к берегу!
А тут караси еще крупнее, граммов по триста, самый смак для жарехи!
После нескольких наших заходов вода так замутилась, что рыбе нечем дышать, она поднимается наверх, жадно хватает воздух ртом. И мы берем ее теперь голыми руками! И карасей, и щурят.
Через час возвращаемся. Завтрак обеспечен, а настоящая рыбалка будет немного позже. Мы в ней, правда, участвовать будем лишь как наблюдатели: ставить сети, брать лещей, стерлядь, судака – дело старших.
Солнце еще в зените, а мы уже нетерпеливо крутимся у калитки, не осмеливаясь торопить родителей. Глазенки наши горят при этом так, что взрослые не выдерживают и сдаются: «Ладно, выходим сегодня пораньше».
Держим путь к бакенщику дяде Коле Макарову. В местах, где он зажигает бакены, мужики ловят рыбу на уху. Они безошибочно знают, где можно взять карася, где леща, судака, а где и стерлядка попадется. Настоящую стерлядь будут брать ночью возле острова Дамайского. Ради нее, собственно, и затевалась вся рыбалка. Леши и караси – так, прелюдия.
Взрослые ловят на уху, но мы тоже не сидим сложа руки. Ставим мелкую сеть на ельца. Это вовсе не баловство. Вяленый елец мы повезем домой, в Москву, будем есть зимой.
Вечереет. Догорает костер, на углях дозревает уха. Стерлядка сварена и отложена, в ухе куда больше ценится судак. Наравне со взрослыми мы хлебаем уху, но в разговоры их не встреваем. Отцы наши тогда еще жили войной. Поэтому первый тост оставался неизменным:
– Ну, братушки, поднимем чарки за отца нашего, помянем и Илюшу с Колей. Пусть им земля будет пухом!
Дядя Илья и дядя Коля – папины братья. Всего их было пятеро, все ушли на войну, трое вышли из нее пусть израненные, но живые, а летчик Илья Трофимович и танкист Николай Трофимович Колосковы погибли.
Взрослые делились воспоминаниями, выпивали, потом двоюродный брат отца, слепой дядя Гриша, растягивал мехи гармошки-«хромки». Вдруг оказывалось, что водка закончилась, а песни еще спеты не все и сети на стерлядь ставить вроде как рано. Дядя Гриша откладывал в сторону гармошку, просил бакенщика:
