Томас, не торопясь, описал ему все гёрусские свои приключения, выложил подробности и сведения. И добавил:
— И я с тобой пойду, кум!
— Куда?
— В горы, к Наби!
— Да ты что? Наби и меня-то самого не хочет взять к себе, здесь, говорит, оставайся.
— Тогда я сам и потопаю. Уговорю!
— Нет, Наби ни за что не согласится, чтобы ты оставил кузню без хозяина и примкнул к гачагам.
— Это почему же, кум? — обиделся Томас.
— Наби тебе скажет: пусть наш кум остается там, в народе — и опора и подмога. — Аллахверди сообразил, что кузнец может заподозрить недоверие к себе, и потому пояснил:- Нам и тут свои люди нужны, кум! А без такого тыла, глядишь, власть волком подкрадется, врасплох застанет, загрызет! Нам свой человек здесь может и нужнее, чем там, в горах. Он-то, Наби, на такую поддержку и опирается, потому и цел-невредим выходит изо всех передряг.
Кузнец раздосадованно и сокрушенно покачал головой:
— Выходит, не хочешь ты меня взять с собой в горы.
— Да, пока — не беру.
— Может, кум, я иной веры — потому и сердце не лежит.
Аллахверди рассердился:
— Я с тобой, Томас, хлеб-соль делил! И потому от тебя никакого подвоха не жду!
— Тогда в чем же дело, кум любезный?
— Я же сказал: здесь, в кузне, Томас нужнее! Отсюда рукой подать до Гёруса, под носом у войск царских, пристава, солдат, казаков!
Томас, однако, считавший это все отговорками, выпрямился во весь свой великанский рост, как на присяге:
— Тогда передай от меня Наби, чтобы он отныне, с этой вот самой минуты числил меня в своем отряде! Передай ему, что я, Томас, сын Тевоса, готов лечь костьми ради спасения Хаджар из неволи!
— Передам, кум, все передам!
Томас взял лом, прислоненный к углу.
— Вот лом, гляди! Клянусь святой верой, братья — иноверцы мои, такой подкоп я в каземат подведу, что не одну Хаджар, а хоть всех узников через него на волю отправляй!
— Я так и скажу Наби!
— Мы тоже не лыком шиты, Аллахверди. — Томас, вставший во весь рост, словно заполнил собой комнатушку. — У нас тоже на голове — папаха! Скажи Наби, что с сегодняшнего дня я здесь, в кузне, тайком для них и оружие стану ковать. Порох у солдат за тутовку раздобуду.
— А может, сразу так: за тутовку — дай винтовку?
— И то — можно, кум! — выпятил грудь Томас. — Ведь и в каземате наш племянник, надзиратель Карапет, не даром хлеб ест! Если ружье надо — беру на себя!
— По правде, я про винтовку, про ружье — к слову сказал, у гачагов в этом особой нужды нет.
— Откуда ж у них?
— Как откуда, — у тех же солдат, казаков и прочих убитых не сосчитать. Столько набито по разным потайным пещерам — арсенал.
