— Ты посмотри, посмотри, какое сердце!.. Сердце настоящего большевика!.. Вот это человек!..
Балахан, пройдя к ногам раненого, вынул из кармана записную книжку, начал писать что-то. Субханвердизаде не спускал настороженных глаз с его быстро движущейся руки.
Заманов говорил:
— Вспомни… мы звали тебя, Годжа… Помнишь?.. Свистки, гудки… После того… нам смерть не страшна… Только… Годжа… эта предательская пуля… Обидно…
— Кто стрелял в тебя, Сейфулла? — спросил Годжа-оглу. По щекам его текли слезы.
— Не знаю…
— За что?
Заманов перевел взгляд на Балахана, чуть шевельнул головой:
— Пусть… они… найдут… пусть… никто…
Его бормотание сделалось невнятным.
В глазах старого фельдшера застыл испуг. Он понял — началась агония. Вот губы Заманова перестали двигаться, взгляд застыл. Фельдшер склонился над ним, затем поднял голову и сдавленно произнес:
— Он умер…
Субханвердизаде достал из кармана платок и отошел в угол комнаты. Плечи его судорожно задергались.
Покрытая пылью "эмка" выехала в райцентр. И вскоре весь городок уже знал: вернулся Демиров!
Гиясэддинов, приехавший вместе с ним, направился сразу к себе в отдел. Демиров же, сопровождаемый Субханвердизаде и другими ответственными работниками, пошел к себе домой. Он делал попытки избавиться от окружения, призывал товарищей вернуться к своим делам, но тщетно. Каждый старался сказать что-нибудь Демирову, запечатлеться в его памяти.
— Дела наши без вас хромали, товарищ Демиров. Не бросайте нас больше…
— Я должен был непременно вас увидеть, товарищ Демиров. Столько телеграмм!..
— А я, товарищ Демиров, старался не посылать вам телеграмм, чтобы вы не беспокоились.
— Как вы задержались в Баку!.. Мы очень ждали вас, товарищ Демиров! Добро пожаловать!..
— Все глаза проглядели!..
— В этом году, товарищ Демиров, урожай на славу. Все говорят, что вы, товарищ Демиров, принесли нам удачу! У вас легкая рука…
Субханвердизаде отмалчивался. Он первый поднялся по лестнице на веранду секретарского дома, стоял там со скорбным выражением лица, ждал, когда Демиров избавится от назойливых льстецов.
Худакерем Мешинов держал себя независимо, не лез на глаза секретарю. Он презирал в душе всех этих подхалимов. К нему подошел Бесират Нейматуллаев, с лица которого не сходила угодливая улыбка, шепнул:
— Не осуждай нас, ай, Худакерем!.. Ведь мы столько времени не видели его. Он для нас — что родной отец для сирот…
Субханвердизаде заметил снующего в толпе Аскера, и сердце его закипело злобой: "Нет, вы посмотрите на этого паршивого телефониста!.. Правая рука Кесы, дружок Абиша!.. Источник всех сплетен и интриг!.."
