В числе первых мероприятий, которые должны быть осуществлены немедленно после революции, мы находим:
«8. Воспитание всех детей с того момента, как они могут обходиться без материнского ухода, в государственных учреждениях и на государственный счет»
(3, т. V, с. 475).
Возвращаемся к «Коммунистическому манифесту».
«Но вы, коммунисты, хотите ввести общность жен! — кричит нам хором вся буржуазия»
(3, т. V, с. 499).
И дальше:
«Коммунизму не нужно вводить общность жен, она почти всегда существовала.
Не довольствуясь тем, что в их распоряжении находятся жены и дочери пролетариев, наши буржуа находят особенное наслаждение в том, чтобы соблазнять жен друг у друга.
В действительности буржуазный брак является общностью жен. Коммунистов можно было бы упрекнуть разве лишь в том, что они хотят поставить официальную, открытую общность жен на место лицемерно скрываемой».
(3, т. V, с. 500).
Относительно других материальных сторон жизни в будущем обществе в «Коммунистическом манифесте» нет никаких указаний. В уже цитированных «Принципах коммунизма» мы находим:
«9. Сооружение больших дворцов в национальных владениях в качестве общих жилищ для коммун граждан, которые будут заниматься промышленностью, сельским хозяйством и соединять преимущества городского и сельского образа жизни, не страдая от их недостатков»
(3, т. У, с. 475).
Мы видим, что под разными одеждами — гегельянской фразеологией Маркса и буффонадой Аристофана — скрывается почти одна и та же программа:
1) Уничтожение частной собственности.
2) Уничтожение семьи, то есть общность жен и разрыв связей родителей и детей,
3) Крайнее чисто материальное благополучие.
Можно было бы даже сказать, что обе программы в точности совпадают, если бы не одно место в «Законодательницах»: в ответ на вопрос Блепира, кто же будет пахать, Праксагора говорит: «Рабы», тем самым прокламируя четвертый, очень существенный пункт программы — освобождение от необходимости трудиться. Интересно, что именно в этом пункте с Марксом расходится и наиболее известный современный неомарксист, один из лидеров движения «The New Left»
(«Новая Левая») в США — Герберт Маркузе.
«Не случайно, — говорит он, например, в работе „Das Ende der Utopie“, — для теперешних авангардистских левых интеллигентов снова актуальны труды Фурье… Он не дрогнул там, где Маркс не проявил достаточной смелости: сказать об обществе, в котором работа станет игрой»
(4, с. 77).
Или в другом месте той же работы:
