— Кайл! — его голос заставил меня вздрогнуть, и кусок стекла выпал из моей руки.
Этот окрик нужен был мне, чтобы прийти в себя. Отец сможет все уладить. Он богатый. Он знал пластических хирургов, дерматологов, самых лучших в Нью-Йорке. Он все уладит.
Я направился к двери.
Однажды, когда я был ребенком, и гулял на площади Таймс-Сквер с няней, я поднял голову и увидел отца на плазменном экране, выше всех остальных. Няня пыталась поторопить меня, но я не мог оторвать от него глаз; я заметил, что и другие люди смотрят на экран, наблюдают за моим отцом.
На следующее утро, когда отец в банном халате рассказывал маме какую-то длинную историю о телевещании той ночью, которое заставило всех этих людей смотреть на экраны, я боялся даже смотреть на него. Я все еще видел его таким большим, больше всех и высоко надо мной, где-то в небесах, словно Бог. Я боялся его. В тот день в школе я всем рассказывал, что мой отец — самый влиятельный человек в мире.
Это было очень давно. А теперь я знал, что мой отец не был идеалом, не был Богом. Я заходил в туалет после него, и знал, что и он не испражняется розами.
Но сейчас, подойдя к двери, я был вновь испуган. Я стоял, положив руку на дверную ручку, прижавшись заросшим мехом лицом к дереву.
— Я здесь, — сказал я очень тихо. — Я собираюсь открыть дверь.
— Так открывай ее.
И я толкнул дверь наружу. Казалось, умолкли все звуки Манхеттена, и я могу слышать каждый шорох, словно оказался в лесу: я слышал, как дверь спальни трется о коврик, слышал свое дыхание, биение своего сердца. Я даже не мог себе представить, что сделает мой отец, как он отреагирует на то, что его сын превратился в монстра.
А он выглядел… раздраженным.
— Что за… зачем ты натянул на себя это? И почему ты не в школе?
Ну конечно. Он решил, что это костюм. Любой бы так подумал. Я постарался говорить как можно мягче.
— Это и есть мое лицо. Пап, я не надевал маску.
Он уставился на меня, а затем рассмеялся.
— Ха-ха, Кайл. У нас на это нет времени.
Ты, что же, думаешь, что я трачу впустую твое драгоценное время? Но я изо всех сил пытался сохранить спокойствие. Я знал, что если рассержусь, то буду ворчать, рычать и скрести лапой пол, как животное в клетке.
Отец схватил клок шерсти на моем лице и резко дернул его. Я взвизгнул и, прежде чем я даже смог подумать, мои когти оказались рядом с его лицом. Я остановился, почувствовав, что моя лапа касается его щеки. Он уставился на меня, запаниковав. Он отпустил мою шерсть и отступил. Я видел, что он дрожит. О, Господи, мой отец дрожит…
