Но в арбитраж мне подавать не хотелось, я встал и двинулся к дверям. Уже пальцы положил на ручку, приостановился на миг, повернулся, вздохнул:
— Да, Павел Иванович, придется мне господину Дубову выговор сделать, что такого несолидного клиента порекомендовал. Взрослый ведь человек, мог бы уже научиться ненадежного контрагента определять…
Паша голову вскинул — и застыл. По лицу — цвета побежалости. Кадык вверх-вниз. Припоминал: а точно ли Слон нас свел, может, я его на пушку беру? Припомнил.
— М-м-э-э… Вадим Андреевич, ну что вы, в самом деле! Да разве ж я отказываюсь платить?
— Отказываетесь.
— Да ни в коем случае! Просто хотел попросить об отсрочке, у меня в эту неделю много платежей сбежалось, но если вы так ставите вопрос… Да присядьте, сейчас я вам заплачу! Ничего, если зеленью только половина будет?
— Да вы что, Павел Иванович, предлагаете мне незаконную валютную операцию? Только государственными денежными знаками!
Паша сам позеленел, как доллар, потом покраснел, как когдатошний червонец, — раньше-то я от него спокойно авансы зеленью брал. Понял оплеуху: за надежного и за своего больше тебя не держу.
— Напрасно вы так, Вадим Андреич… — пробормотал он, отсчитав деньги.
Я расписался, ответил:
— Это вы, Павел Иванович, напрасно. Успокойтесь, подумайте — поймете, где ошиблись. — И заключил совсем холодным старомодным оборотом: — Честь имею.
Ни «до свиданья» (мол, не хочу тебя больше видеть), ни «всего хорошего» (не желаю я тебе ничего хорошего). Просто — «честь имею». Я имею. А ты — ещё вопрос.
На обратном пути еле ползли. Позавчера был, совсем по Пушкину, «мороз и солнце, день чудесный», вчера к вечеру натянуло туч, столбик термометра упорно лез кверху, ночью поднялся ветер, завывал и хлопал куском оторванного пластика на балконном ограждении, а проснулись мы под назойливый топот дождя по рубероидным кровлям сарайчиков во дворе.
Переднеприводная «восьмерка» прилично держала дорогу даже по гололеду, но Андрюша бормотал под нос цитаты отнюдь не из Пушкина.
Я сидел рядом с ним молча, курил и понемногу отходил от беседы с гнидой Пашей. «Дворники» ерзали по лобовому стеклу, между двумя проходами на очищенный сектор успевали упасть несколько капель дождя. Я тупо следил за этими каплями, а потому не сразу сообразил, что человек под зонтиком на тротуаре слева — это доктор Гущин. Он стоял на углу Белинской и Репинской и разговаривал с каким-то другим мужиком.
— Андрюша, сверни налево и сразу остановись.
