— Как мне показалось, — начал директор-распорядитель, — почетные гости — люди явно не нашего круга. В том смысле, что не смогли освободиться от нравственных пут ушедшего периода. — Подражая хозяину, он избегал называть вещи своими именами и выражался обиняками. — Непривычны к материальной стороне нормальной человеческой жизни. Привлекать их сейчас в качестве внутренней контрразведки явно преждевременно. В остальном же неглупы, интеллигентны, умеют себя держать. Особенно он. Что касается мадам, то она более порывиста, маска у неё несколько раз приоткрывалась. Хотя, возможно, это просто природная язвительность. Не дура. И недурна — в своей, так сказать, весовой категории…
Александр Александрович не смотрел в глаза мэтру — он следил за его пальцами. А пальцы говорили, что Дубов рассеян. То ли думал о другом, то ли хотелось Борису Олеговичу услышать вовсе не то, о чем говорил Дюваль. Александр Александрович постарался превратить паузу в естественное окончание своей краткой речи.
— Хорошо, — подытожил Дубов. — А вы, Адам Сергеич, что скажете?
«Консильоре» был не глупее Дюваля, все прекрасно видел, но понимал шефа на ход дальше: Дубову не хотелось слушать, ему хотелось говорить. И, похоже, игривое замечание Сан Саныча касательно экстерьера Анны Георгиевны, явно рассчитанное на естественный ход мысли, нынче оказалось некстати. Здесь открывались две возможные и в целом выигрышные тактики: либо угадать, о чем думает Дубов, и подать ему нужную реплику, либо же наоборот, ничего не подозревая, говорить мимо цели и тем представить шефу возможность продемонстрировать нешаблонное мышление. Зиневскому уже не требовалось доказывать, что голова на плечах у него имеется, так что он выбрал второй вариант. Заодно это позволяло высказать вслух то, о чем промолчать было бы вредно для дела.
— Борис Олегович, я, в целом соглашаясь с мнением Александра Александровича, добавил бы к его словам вот что. Пришли они в очень алертном состоянии, крайне настороженные и готовые к самому неприятному повороту событий. Напряженность частично сняло присутствие Инги Харитоновны и, что забавно, Алексея Глебовича (ч(ток был Адам, и теперь даже заочно поминал Бригадира только с отчеством), хотя последний фактор должен бы вызывать прямо противоположную реакцию…
Дубов улыбнулся:
— Алексей работает с ними в регулярном контакте, уже дважды выручал из достаточно сложных ситуаций, они не ждут от него зла.
— Постепенно настороженность отступила, особенно у Анны Георгиевны. Я, правда, ей не понравился, Сан Саныч не вызвал заметной реакции, по-видимому, у неё уже было сложившееся мнение. Упоминание об Арсланове показалось ей, я бы сказал, бестактным, мол, «в доме веревки не говорят о повешенном». Подарок, по-моему, произвел двойственное впечатление. Вы уж простите, Борис Олегович, но, похоже, не любит она вас…
