Вика вдруг именно сейчас вспомнила, что как-то в станице Темиргоевской, ее учитель Плахов сказал о ней при всех:
— Вот Виктория никогда не теряется: она в любых сложных ситуациях сразу действовать будет, сразу пробиваться к победе.
Что-то в этом роде сказал тогда Иван Петрович.
Она вспомнила о маме, о том, что та ждет их, что теперь на одного Никодимова надежда.
— Нужно узнать, где их держат, куда увезли, — строго сказала она. — Вы можете помочь нам с похоронами? Отмучилась моя бабушка.
Она по-бабьи, по-взрослому вздохнула, посмотрела на Ларису Павловну. Та потупилась, сказала, что, если бы ее спросили, она бы отца не пустила, опасно сейчас. Мало ли кто придет, Каменские вернутся или фашисты, а она одна в чужом доме с ребенком.
Павел Павлович суетливо собирал в это время свой медицинский чемоданчик.
— Ларочка, стыдно. У людей горе. Ты вспомни маму. Пожалуйста, вспомни хоть раз!
Он вывел девочку на улицу, и они пошли к Сориным.
Рано утром, пока немцы спали — было слышно их мерное сопение — Матрену Захаровну вынесли в сад. Елизавета Степановна ходила на разведку, им не хотелось, чтобы кто-нибудь помешал их горю. Тело завернули в две простыни и настенный коврик, обвязали лентами. Втроем — Елизавета Степановна, Вика, Павел Павлович — тихо проносили этот длинный торжественно-пестрый свиток мимо дверей, вынесли Матрену Захаровну на белый свет и пошли по выпуклому, вздыбившемуся огороду, принесли в сад, к самому раскидистому, самому любимому Викой дереву. Его ветки были устроены так, что на них можно было сидеть, как в кресле.
— Вот там, мама, — попросила Вика, — Чтобы сидеть здесь у нее и думать.
— О чем же станешь думать? — спросил Павел Павлович.
И Вика ответила, не глядя ни на кого и не слыша никого:
— Как отомстить.
Елизавета Степановна, наконец, шепнула что-то на ухо Павлу Павловичу, и тот дернулся, затрясся и глаза его накалились. Он скинул пиджак, схватил лопату и принялся копать яму, и если бы Елизавета Степановна не окликнула его, так и копал бы до изнеможения, до исчезновения того жгучего желания калечить и убивать, которое впервые бушевало в нем, хирурге, спасшем сотни человеческих жизней.
Когда могила была вырыта, он, потный, в песке и листве, выбрался наружу и бережно положил тело на краю ямы. Он поднял голову, и лицо его исказилось. Вика не успела сообразить, что произошло, как он рванулся вперед, словно, споткнулся, они с матерью оглянулись, но было поздно. Павел Павлович наскочил всем своим корпусом на немчика, бегущего к ним по саду, залепил ему в ухо, тот упал навзничь.
