— Ну, открывай. Нет смысла сторожить с этой стороны. Я хочу выйти, а не войти.
— Дорогая моя, — произнес чей-то голос, и она посмотрела вверх, на еще один мундир. Его владелец выглядывал сверху из узкого стрельчатого дверного проема дозорной башни. — Я человек чувствительный и впечатлительный, и стал бы плохо спать, если бы не предостерег тебя от того, чтобы покидать город в такой час.
— Спасибо. Ты добрый человек. Мы едем. Это святая миссия.
— Паломничество?
— Да. Мы с сыном служим храму Святого Хосатры Хела, Восстановленного в Правах и Дважды Признанного, Владыки Всего Сущего, Отца Митры, Иштар и Бела.
— Занятой и, без сомнения, достойный уважения бог, дорогая моя, но… конечно же, благоразумный человек подождал бы по крайней мере до рассвета. Может быть, тогда вы сможете присоединиться к другим таким же благочестивым паломникам, а возможно, даже к каравану, который обеспечил бы вам наилучшую защиту. Здесь вы находитесь в лоне столицы могущественной Заморы. Там, за стенами…
Он умолк, показав жестом, что вне Врат Черного Трона, в Шадизаре, нет ничего, кроме опасностей и трудов.
Облаченная в плащ женщина, которую вряд ли можно было бы назвать плохо сложенной, решительно сказала:
— Я боюсь внешнего мира, и даже пустыни, гораздо меньше, чем этого города воров, и мучителей женщин, и порочных, порочных культов, посвященных богам, о которых никто никогда не слышал и не хочет слышать! Пропусти нас, прошу тебя. Мы покидаем этот город.
— Хотел бы я иметь власть удержать тебя от столь чреватого опасностями шага, — сказал начальник стражи ворот.
— Что ж, я ценю это. Но у тебя ее нет, и я уезжаю, и мой сын со мной, и у меня уже затекает шея от того, что я гляжу на тебя снизу вверх. Если ты не собираешься открыть ворота, то будь так добр, скажи мне, куда я могу обратиться с жалобой.
— До рассвета осталось лишь немногим более двух склянок…
Женщина вспыхнула:
— Что я должна сделать или сказать, чтобы выйти отсюда?
Человек в башне вздохнул:
— Открой ворота.
Стражник закряхтел, цепь лязгнула и засов поднялся. Ворота заскрипели. Решительная женщина, ее молчаливый сын и четыре лошади выехали из Шадизара. Она не стала подгонять лошадь и даже не встряхнула поводом. Все лошади тяжелым, размеренным шагом ушли прочь, в темноту. Начальник стражи облокотился на узкий подоконник дозорного окна своей башни и следил взглядом за женщиной, пока она не слилась в единое целое с темной ночью на восходе луны. Наконец он выпрямился, тряхнул головой, обернулся и крикнул вниз:
