А потом Федька погиб в Таджикистане под лавиной, Тарас Хроменко разбился в Африке. Осталось их двое, Тимур да Леха. Когда Тимур вернулся из очередной долгой загранки, решили вплотную заняться Зятьком: договаривались с ребятами, надо выполнять. Но Леха заболел, и стало ни до чего. А теперь вот Леху убили.
Очень не хотелось, чтобы в этом был замазан Зятек.
Но если не он, то – кто?
* * *
Страшная новость ошарашила, и Тимур не сразу сообразил, что так и не спросил соседку о том, о чем обязан был спросить. Ведь смерть только для умершего конец всего. А для близких вовсе не конец – только начало многочисленных трат и хлопот, особенно в таком огромном городе, как Москва, где нет тихих кладбищ под липами и деревенского плотника, который за две бутылки сколотит гроб. И не венки, не слезы, не печальные речи, а именно эти хлопоты и есть настоящий последний долг, который живые отдают ушедшему. Единственный Генкин брат жил в Благовещенске, так что, по сути, ближе Тимура у него не было никого. А Тимур был занят, гужевался с двумя девчонками, и этот долг Лешке он уже никогда не отдаст.
Тимур снова набрал Надю.
– Где их похоронили?
Соседка сказала, что всех троих на Троекуровском, в одной могиле. Слышать это было странно: на Троекуровском кладбище в последние годы власть хоронила второстепенных своих, с официальным ритуалом и за счет казны. Для покойников первого ряда оставалось тесное Новодевичье, но и Троекуровское у чиновников котировалось высоко. Лешка чиновником не был и связей в хитрых государственных структурах не имел.
– Кто хоронил? – это был главный вопрос, ради него и перезванивал.
Надя сказала, что хоронил Гена, хороший человек, все взял на себя, стала рассказывать, какие венки были на кладбище, в каком ресторане поминки. Венки были, поминки были, вот только народу пришло мало, человек двадцать, и то половину Гена привел.
У Тимура слегка отлегло от сердца: одну обязанность друга выполнил Генка. Его, Тимура, обязанность: ведь Генка с Лешкой и дружил-то через Тимура, сам видел раза три. Но понадобилось подставить плечо – тут же подставил.
А он, Тимур, сам-то, когда вернется, – что тогда? На кладбище съездит с букетиком?
Он попробовал утешить себя тем, что поставит памятник, классный памятник, самый дорогой из всех, какие есть, мраморный, как у Никиты Хруща на Новодевичьем. И чтобы лицо Лешкино… Хотя их там трое. Значит, будет три лица: Лешка, Глашка и та девчонка, в смысле девочка, школьница, что погибла вместе с ними. Как делать памятник на три лица, Тимур не знал, но ему это и не надо знать – есть мастера, скульпторы, они умеют. Когда ветераны горной войны, вернувшись, создали свои союзы, принялись делить деньги и жестоко мочить друг друга, памятники им ставили большие и красивые, из черного мрамора, буквы золотом. Тимур подумал, что Лешке памятник закажет из белого мрамора, погиб-то как святой. Ну, не святой, и Глашка не святая – но с ними же девочка, школьница, пацанка, какие у нее грехи? Сейчас небось держит их за руки своими ручонками и ведет прямо в рай, с ней-то пропустят…
