“А чего молчишь?”
Я удивился: “Это же не браслет”.
Он не ответил. Он вдруг показался мне сморщенным и противным, ведь даже на папу не работает. Обычный пипл с улицы. “Форэве!” – сказал я ему и решительно толкнул двери в зал. И меня охватило вспышками, треском и перезвякиванием браслетов, они там скопились, как гремучие змеи, запахами пота и дури. Огромная толпа прыгала и ворочалась под зеркальными отражателями. Я шел сквозь мечущиеся лучи, визг, вопли, меня толкали. Аньку я не видел, зато какая-то веселая морда заглянула в мой мир, как в окно. Хотелось подпрыгнуть и завопить и крутиться, приседать вместе со всеми. Сплошной драйв, фак-сейшн. Рыжая футболка под номером 261 безостановочно крутилась передо мной. Я так думаю, в нашей стране резко увеличился процент людей с на хрен обезбашенными мозгами. То нацыки с кувалдами поганят ленинов, то фрики кривляются на экранах. Я ржал с того, что у главного фрика страны есть твиттер, где выкладывается его нытье по поводу того, как его лошат и как он никак не может спасти страну. Я оттолкнул оранжевую футболку. Я искал Аньку. Я пробивался сквозь дым и рев, как через Бородинское сражение. Оранжевая футболка прыгала передо мной: “Я тебя знаю!” Я отталкивал оранжевую футболку: “А я тебя не знаю”. Сейчас, наверное, думал, этот оранжевый козел, как некоторые папины посетители, предложит создать аккаунт в контакте для “правильной молодежи”. Я в аххуе от далбоебических уебаннов. Лучше бы удаляли их, как удаляют спам. Эти зомбяки меня напрочь пугают. Я пер, как бульдозер, сквозь плотную, прыгающую толпу. Ненавижу зайчиков. От них пахнет. Они хотят, чтобы я нюхнул их горячки. А я искал Аньку. Она рыжая, а это не просто цвет волос. Это особый сигнал. Это знак принадлежности к особой категории людей. Если у тебя пламенные волосы, а в душе огонь, значит, ты точно рыжий. Надо будет зарегистрироваться в проекте redpeople.org. Я так и пер сквозь толпу, и кто-то мне крикнул: “Штаны снимем”. – “Ага, испугали”, – показал я оттопыренный палец. И кого-то оттолкнул, протискиваясь в самые темные углы. Теснее было только в городской электричке, когда мы с Анькой ездили на природу. Я тогда хотел развести ее на секс, а она все время пыталась понять, что такое любовь. Ну, само собой, любви не существует, это-то она понимала. Ну, может, в прошлом была, при наших предках, в каменном веке, это она тоже могла допустить. Но не сейчас, правда? Я кивал и старался держать свою руку где-нибудь в правильном месте. “Когда у бабушки начался артрит, – быстро-быстро говорила Анька, – она не могла больше наклоняться и красить себе ногти на ногах. Тогда дедушка стал делать это для нее, даже когда у самого артрит начался”. – “Никакая это не любовь, – спорил я, держа руку в правильном месте. – Он же ей клялся”. – “В чем?” – “Ну, быть вместе в радости и в горе”. – “Какая же радость, если артрит?” – “Ну, в горе”. Мою руку Анька не отталкивала, и я мирился с ее тупыми предположениями. “Если хочешь научиться любить, начинай с такого друга, которого ты терпеть не можешь”. Я ей наконец прямо сказал, что обо всем этом думаю. А она сказала: “Убери руки”. Тогда я решил сыграть на ее поле: “Любовь – это когда ты говоришь, что тебе нравится моя футболка, и я надеваю ее каждый день”. Но она уже зациклилась: “Убери руки”. Я ничего не требую, а она заладила: “Убери руки!” – “Это что же? Это получается, что твоя старшая сестричка сильно любит тебя, потому что отдает тебе свои старые платья, а сама вынуждена покупать новые?”
