Жизнь там тяжелая, а народ ничего, не унывает. На праздники местные кучкой собираются, и давай песни свои смешливо-хулиганские распевать, перекидываются куплетами, подзадоривают друг дружку, будто споры спорят. На дутаре и кобузе струны терзают, в най-сурнай дуют, в бубен-дэп азартно лупят. Хорошо гуляют!
А Ивану не до веселья. С сотоварищами трудится, расширяет радиосеть, испытывает какое-то изобретение московской шарашки. Чего они там вошкались круглосуточно, даже Маня не знала: военный секрет – ра-ди-о-ло-ка-ция. Какого рожна в пустыне испытывали?! Только придет замученный, сопит в усы, сгорбится, как верблюд, ест, а вкуса не чует. Все психует, что стройка черепашьим шагом движется.
Там и про войну узнали.
Утро было. Иван поднялся, на двор пошел, Маня шебаршила, завтрак готовила. Окликнула мужа, говорит, как умоешься, воду-то не вылей смотри! Она мне нужная. Фуфуньки сполосну. Ванька расхохотался:
– Где ж ты такое слово-то взяла? Фуфуньки! Штанишки надо говорить или пеленки, а то фуфуньки какие-то придумала.
– «Пеленки» мне не по душе. А мое слово веселое, понятное и с запахом. Фу-фу-фу!
В этот момент – вестовой из Нукуса.
Война!
Какими словами начать рассказ о войне? Как объяснить разницу между словами «беда» и «Беда»? Что горе одного – горе, а горе на всех – Горе. Люди делятся на две категории: «пришла беда – надо спасаться» и «пришла Беда – надо спасать».
Не буду рассусоливать – Война!
Иван первым делом побежал в военкомат записываться в добровольцы, а там – от ворот поворот. Бронь на него, оказывается. Зарезервирован для работы в тылу, и точка.
Скандалил.
Снабжение резко кончилось. Все работы замерли. К концу лета пришла повестка: забирают на фронт. Всех забирают.
Маруся судорожно паковала вещмешок, руки тряслись, но не плакала. С того дня, как ушла из деревни, ни разу не плакала. Разучилась.
Дети осадили папку. Старший вертелся и крутился, потом замер, распахнул глазенки, почесал ухо-лопоухо и застрочил:
– Папка, ты на войну идешь? А далеко ты идешь? Ну, тада… тада… пивези мине… мине… пистоетик… и кофеты пивези… и еще, еще ф-фуашку, как у дядь Коли, пивези, – полез за козюлькой, отец шлепнул, Генка губу оттопырил и пальчиком строго: – И пивези кофеты, не забудь! Здо-во-вые кофеты пивези.
Младшая забралась на колени, свернулась калачиком, прилобунилась доверчиво и тихонько сосала пуговицу отцовского пиджака.
Иван встал – пора. Вынул из рамки фотографию, на которой Маруся с детьми. Положил в нагрудный карман, ближе к сердцу. Обнял Маню крепко, до хруста. Взял лицо в ладони и теплыми губами – в щеки, в глаза, в лоб, в губы. Целовал, целовал… целовал… Потом сурово, как приказ:
