Живи, Мария! | страница 13
Утром Иван приплелся с покалеченной тележкой. А Маня? Маня нежная, услужливая, спокойная. О ночном происшествии ни словом, ни взглядом. Тишь, гладь да Божья благодать!
А шалопутную Раиску с той ночи больше не видели…
Глава 10
Трельяж – это вам не грильяж! Хотя как сказать. Приятность несусветная и то, и другое.
Приволок Иван тот подарок к полуночи. Дети спали. Маруся по хозяйству задержалась, носок штопала. (Носок – он в то время еще каким хозяйством был, ценным.) Натянула на граненый стакан и чинила пятку суровыми нитками. Пята отчего-то завсегда слабое место, исторически сложилось.
Блохин сперва зашел сам, хитро улыбаясь, руки затекшие мнет.
– Мань, я тут… того… подарок тебе. – Выскочил за дверь и занес тяжелый деревянный щит. – Во-от… Закрой глаза!
Водрузил осторожно на комод и развернул створки, как книжку-раскладушку.
Маруся глянула, ахнула и оторопела:
– Купил?!.
– Не-е… – хохотнул, – сменял.
И тут она заметила, что он не в сапогах, а в каких-то драных чеботах.
– Какой же ты у меня дурачок!
Подскочила к милому, привстала на цыпочки, дотянулась до щеки – чмок! Обняла крепко-крепко. Слезами измочила рубаху.
Три зеркала ручной работы, соединенные шарнирами, без единого скола, почти без пузырьков. О таком сокровище и не мечтала. Почему? Потому, что не видела никогда…
Не в привычке было рассматривать себя так ясно, подробно, со всех сторон. Вон гляди ж ты, гулька на макушке растрепалась, шпилька вылезла. Поправить. Уши какие-то маленькие, оттянула в стороны, сережки б в них! Губы в трубочку – раз, щеки надула – два, подмигнула левым глазом, потом правым… Зы-зы-зы – выставила зубки…
Он стоял, голодный, уставший, и улыбался…
Она, не отрываясь от зеркала:
– И чего ты меня любишь? Я совсем некрасивая… Кулема какая-то… Смотри: нос-купорос, глазки-замазки, губы-вареники… Ой! А я тебя вижу! Ку-ку! И с той стороны вижу! И с этой! А меня тут пять. Иди скорее, глянь, глянь! А вот так – меня вообще сто человек!
Глава 11
– Принимай, Маня, трофей! – гаркнуло раскатисто.
Маня вскрикнула от неожиданности, столкнула вазу с розами, вода шлепнулась и разлужилась, хорошо – фарфор уцелел.
Ванька стоял, выпятив грудь колесом, улыбка аккордеоном, зубы в ряд, до коренных. Вся запыленная фигура обвешана добычей: две лисьи шкурки, хвост серый, похоже, волчий, на поясе – жирный улар>4. В руках что-то странное. Не то зверюга скрюченная, не то охапка веток, не то спицы длиннющие, пестрые.
– Ай! Шалопутный! Куда, куда?! – замахала мокрой тряпкой. Сияя радостью: «вернулся!», зачастила: – Ще полы не домыла! Такой грязнюка, и в комнату мытую прёсься! Дитя дитем – вывозился-то как! Ступай, ступай во двор, я щас, токма у порога притру. Ну вот, наляпал!