Артём будет в восторге. Потому что его невеста самая красивая. Он заслужил, чтобы его невеста была самой красивой. Он ведь и сам божественно красив. Но не это в нем главное.
Тёмыч у меня романтик. И профессию из этих соображений выбрал. Охрана национальной безопасности, это вам не халам-балам. Не какой-нибудь там участковый в райотделе МВД. Национальная безопасность — звучит круто! Артём не допустит, чтобы на подотчетной ему территории орудовали вражеские шпионы. А может, его самого когда-нибудь зашлют на вражескую территорию. Не шпионом. Агентом. Секретным. А я буду верно ждать его дома. А может, и меня вместе с ним отправят. На всякий случай нужно будет серьезно заняться английским. Русский-то знать в совершенстве не такая уж и доблесть для носителя языка. Хотя, если честно, не многие носители могут этим похвастать. Решено, сразу после свадьбы принимаюсь за английский. Нет, не сразу. Сразу после медового месяца. Или вскоре после него. В общем, в ближайшее же время.
Тёмка будет счастлив, когда увидит меня в этом платье. На мать я буду злиться еще долго, но Лёшку уже готова расцеловать за царский подарок: с каждой минутой платье вызывает все больший восторг. Не столько свадебное, сколько торжественное. Но и свадебное тоже. На голове жемчужный веночек и тонкая фата в один ярус — панически боюсь сходства с нарядным тортом. Босоножки на шпильке, белые, почти прозрачные из-за ажурной сеточки ремешков. И хорошо, что босоножки. Не придется Артёму пить шампанское из туфельки. Это ужасно негигиенично.
Говорят, примета плохая в босоножках замуж выходить. Счастье будет дырявым. Глупости! Туфли смотрятся грубовато. Босоножки в тысячу раз нежнее. И Артёму лучше. Вряд ли ему доставило бы удовольствие шампанское из туфельки, пусть даже из моей. Он у меня эстет. И я у него тоже.
В длинном узком платье сидеть в машине неудобно. Усвою на будущее. Но узкие платья не разлюблю. А длинные не собираюсь носить каждый день.
Мама такая нарядная. Только сиреневый цвет ей не очень идет, лицо кажется чересчур бледным. Волнуется, бедная. Еще бы! Чай, не каждый день единственную дочку замуж выдает.
Я, конечно, все еще зла на нее, и злиться буду долго: не нужно было у Лёшки деньги клянчить. Но платье шикарное, а главное, мать все-таки, хоть и бывает ужасно вредной. А вообще мне ее жалко. Мы с Тёмычем уедем, она совсем одна останется.
— Ма, не волнуйся. Все будет хорошо.
Она кивнула как-то слишком отстраненно, вроде меня уже нет рядом. Ладонь с сиреневым, в тон платью, маникюром бессмысленно поглаживает обивку сиденья. Беззащитная, ранимая. Бедная моя. Пока я была рядом, она не чувствовала себя осиротевшей после папкиной смерти. А теперь…
