Хиллхаус был частным заведением. Я не стану называть остальные места, где мы побывали, — не хочу влиять ни на чье мнение о них.
Достаточно сказать, что большие государственные вузы мне не понравились. Студенческие городки при них были слишком густо застроены и уродливы, несмотря на замысловатый ландшафтный дизайн, абсолютно не сочетавшийся с утилитарным стилем зданий. Нам обещали встречу с членами преподавательского состава, но никого из них поймать не удалось. В каждом заведении мы совершали экскурсию по помещениям, в том числе по общежитиям, напоминавшим собачьи конуры. Нашими гидами в обеих больших школах были молодые женщины — хорошенькие невозмутимые блондинки, чья жизнерадостность не знала границ.
— Вот тихое общежитие, — сказала Джессика, заводя нас в кирпичное здание в первом госвузе.
Мы прошли по коридору и оказались в гостиной, где семеро ребят курили марихуану.
— Упс! — сказала Джессика и, не переставая улыбаться, повела нас обратно.
— Это действующая аудитория, — объявила Тиффани во втором госвузе, распахивая дверь в комнату с бежевыми бетонными стенами и флуоресцентным освещением, от которого у меня заболели глаза.
«Наверное, тюремная камера была бы уютнее, — подумала я. — Зачем вообще проектировать такие стерильные, унылые пространства в качестве учебных классов?»
Мае государственные университеты понравились не больше, чем мне.
— Можем съездить еще в один, — с сомнением произнесла она.
— Если мы поедем, я не выйду из машины. — Я вообще начала колебаться насчет поступления в колледж.
Первая частная школа, которую мы посетили, заметно отличалась в лучшую сторону — более старый, удачно распланированный кампус, сплошь из краснокирпичных домиков с белыми дверями и окнами под сенью платанов. В аудиториях на стенах плакаты и картины в рамах. Общежития не напоминали вольеры, виденные нами в предыдущих учебных заведениях. Студенты сидели за партами, склонившись над ноутбуками, или беседовали небольшими группками. Я почти представила, как буду жить здесь. Почти.
— Здесь все белые, — шепнула я мае.
Когда мы беседовали с проректором по абитуриентам, он сказал, что школа старается набирать «представителей различных групп населения». Полагаю, представители означенных групп населения не хотели идти в школу, где все остальные белые. Похоже, моя фамилия и внешность привели проректора в восторг — я услышала, как он подумал: «Наша первая латиноамериканка».
Одна из сторон домашнего обучения заключалась в том, что на меня никто, в том числе и я сама, никогда не навешивал ярлыков.
