Мама вздохнула и вышла из-за стола.
— Саса — это духовная сила, — объяснила Дашай. — Она есть у людей. И у животных тоже. Если ты, скажем, убиваешь собаку, то саса животного входит в тебя, налагает заклятие, мстит.
— Ты умеешь видеть эту саса?
— Да, я могу определить, присутствует ли она в человеке.
Мама поставила на стол тарелку с ризотто и молча уселась на свое место.
— Как она выглядит? — Мне важно было знать.
— У него на краю правой радужки такой как бы огонек, словно пятнышко мерцающего света. — Дашай передала мне миску с салатом. — Этот участок роговицы связан с печенью.
Мае молча ела, но я чувствовала ее скепсис.
— Любой может видеть саса? — спросила я.
— Нет. Во-первых, надо быть четаглокой. — Дашай закашлялась. — Это ямайское слово. Четырехглазкой, по-вашему. Это означает способность видеть призраков и духов и все такое.
— Я видела призрака. — Слова сорвались с языка, и я тут же пожалела, что не могу взять их обратно. Они вызвали в памяти образ моей лучшей подруги Кэтлин, убитой год назад.
Ужин мы закончили в молчании. После, когда мама убирала со стола, Дашай подошла ко мне.
— Я могу попробовать научить тебя, если хочешь. Научить видеть саса.
— Может, как-нибудь потом. — При всем моем любопытстве, я не чувствовала себя готовой увидеть новых призраков. Тот, что я уже повидала, до сих пор преследовал меня.
— По-прежнему суешь нос не в свое дело?
Наутро из дверного проема гостиной на меня злобно таращилась Мэри Эллис Рут, папина лаборантка.
Я уронила письмо, которое вынула из стопки отцовской почты. Как и все прочие, оно было адресовано Артуру Гордону Пиму, чье имя он принял по переезде во Флориду. Рафаэль Монтеро «умер» в Саратога-Спрингс.
— Вы-то что здесь делаете?
Рут выглядела иначе. Те же жирные черные волосы, стянутые в пучок на затылке, то же жучиное тело, втиснутое в засаленного вида черное платье. Но три длинные волосины, торчавшие из бородавки на подбородке, словно посаженные не на место вибриссы, — исчезли. Неужели она их выщипала?
— Он просил меня забрать его почту. — Голос у нее остался таким же скрипучим. — И как раз вовремя, я вижу.
Это было очень в ее духе: обвинить меня в шпионаже, когда она сама вошла в наш дом без приглашения. Но я и не пыталась защищаться. В конце концов, меня поймали с поличным. А история нашей с Рут взаимной враждебности насчитывала годы. Я никогда не понимала, за что она меня так не любит. Полагаю, она ненавидела все и вся, отвлекавшее папу от работы.