За воротами грунтовая дорожка загибалась вправо, и Грэйс выскочила меня встречать. Мы миновали последний поворот, и перед нами открылся дом, от которого уцелела только передняя известняковая стена. Из кухни доносился запах одного из потрясающих маминых супов — чеснок, огурцы, базилик и помидоры, а также красный винный уксус и щедрая порция кристалликов «санфруа», тоника, который позволял нам обходиться без человеческой крови.
Да, нас по-прежнему тянет пить кровь. Не могу сказать, какой голод из двух был сильнее и который из них пригнал меня домой.
За обедом я вручила маме распечатанные страницы. Мы были за столом одни. Мамина подруга Дашай, на пару с которой она владела имением, и ее бойфренд Беннет уехали на Ямайку на похороны. Они должны были вернуться через неделю.
— Столько домыслов. — Мама отложила прочитанные листки и рассказала, что за несколько минут до моего прихода звонила в сельскохозяйственный департамент и оставила им сообщение на голосовой почте.
Я рассказала мае о девочках, которых я встретила на почте.
— Как их фамилии?
Я не помнила.
— Чем занимаются их родители?
— Этот вопрос не поднимался, — сказала я. Не думает же она, что мне есть дело до таких вещей?
Я собиралась рассказать ей о человеке в джипе, когда она отодвинула стул и встала из-за стола. Рубашка у нее была в пятнах (то ли от томатного сока, то ли от тоника), рыжие волосы висели сосульками, а в потемневших глазах застыла тревога. Но кожа сияла, словно сделанная из жемчужной пыли. Она была прекрасна, как всегда.
Мае улыбнулась, как будто оценив комплимент.
— Я рада, что ты нашла друзей. Одиноко без Дашай и без лошадей. — «И без пчел. И без Рафаэля».
Да, я скучала по Дашай. И по пчелам, и по коням тоже. Они оставались на ферме у маминых друзей в Киссими, пока мы не восстановим собственные конюшни.
И да, я скучала по Рафаэлю. По папе я скучала больше всего.
У одних голосов призвук, как у ржавых петель. Другие сродни бульканью воды в забитом стоке. Речь большинства вампиров мелодична, взвешенна и напоминает пение. Полагаю, это оттого, что у нас очень острый слух. Мы слышим собственные голоса, а большинство смертных не обращают на свои внимания.
После обеда я прилегла. Вероятно, проспала несколько часов, поскольку, открыв глаза, обнаружила, что свет в комнате сделался серо-голубым. Морщинистый потолок над головой напомнил мне изнанку океанского дна. Снаружи доносились голоса, текучие и плавные, как музыка. Мамин голос звучал контрапунктом к речи ее лучшей подруги, Дашай.